в Москве знают что-то что не знаем мы… — глубокомысленно ответил Хайнц, так же теряясь в догадках.

— Скорее всего, так и есть… — кивнул Петер, вступая в разговор. — В принципе, логично. Шольке мы сейчас не достанем, да даже неизвестно где именно он сейчас… К тому же есть шанс что этот эсэсовец сам себе голову на фронте свернёт. А раз уж мы здесь то вот вам новое задание, получите и распишитесь. Другое дело что убрать целого министра… — он многозначительно хмыкнул. — Такого у нас ещё не было. Кстати… — спохватился Баум. — Я вчера слегка пошарил на квартире у Шольке. Чуть не столкнулся с его квартирной хозяйкой но всё обошлось… В общем, ни единой зацепки. Честно говоря, я и не думал что там окажется нечто полезное…

— Ясно, спасибо… — сказал Хайнц, мысленно настраиваясь на новую цель. — Что ж, приказ есть приказ, будем выполнять. Карл, Петер, с сегодняшнего дня начинаем подготовку. Узнавайте распорядок дня этого Шпеера, где живёт, как передвигается по городу, состав его охраны, привычки и предпочтения, если получится… Во времени нас не ограничивают но это не значит что можно бить баклуши и растянуть всё на месяц или больше. И запомните… План должен быть таким чтобы всё прошло без сучка и задоринки! Герберта мы уже потеряли и я не хочу чтобы за этим столом оказалось ещё больше места. Понятно?

Карл медленно кивнул. Его лицо было серьёзно, ни малейших признаков недавнего веселья.

— Да, Хайни, мы с Петером об этом позаботимся. На этот раз всё пройдёт как надо! Верно? — обратился он к Бауму.

— Обещаю, командир, комар носа не подточит! И умирать не собираемся! У нас есть ещё дома дела… — весело подмигнул Петер.

— Надеюсь на вас! Парни!.. — Хайнц встал из-за стола и склонился над подчинёнными. — Я вам раньше не говорил… Но я горд тем что мы работаем вместе! И я верю что у нас всё получится!

Ответом ему было красноречивое молчание и горящие уверенностью глаза.

Берлин.

13 мая 1940 года.

Ева Браун.

«…Я бы хотел заявить Палате, как я заявил тем кто вступил в мой кабинет: — Я вам предлагаю только кровь, труд, пот и слёзы! Нам предстоят тяжелейшие испытания, долгие месяцы борьбы и страданий! Мы сражаемся в Норвегии, Голландии и Бельгии! Вы спросите, каков наш курс? Я отвечу: наш курс в том, чтобы вести войну на море, на земле и в воздухе, со всей нашей мощью и со всей силой, которую даст нам Бог; вести войну против чудовищной тирании, превосходящей любые примеры из тёмной и плачевной истории человеческих преступлений. В этом заключается наш курс. Вы спросите, какова наша цель? Я отвечу одним словом: победа, победа любой ценой, победа несмотря на все ужасы, победа, каким бы длинным и тяжёлым не был к ней путь; потому что без победы нам не выжить!»…

Ева сидела в кабинете фюрера и вместе с ним слушала по радио первую речь нового премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля, герцога Мальборо, который был назначен на этот пост всего несколько дней тому назад вместо Чемберлена.

Она не хотела здесь быть. Её сердце тянулось туда, далеко на запад, где сейчас сражался тот кому она его отдала. Отдала полностью, не только сердце но тело и душу. Ева не знала как это случилось, но отчётливо осознала: теперь фюрер, тот кого она когда-то боготворила и была готова пойти за ним куда угодно… он перестал для неё что-то значить. Девушка смотрела на него и удивлялась. Как и почему она увлеклась им? Что в нём такого? И не понимала себя… Казалось, с неё сошёл морок и теперь голова обрела ясность. Да, Гитлер великий политик, вождь Германии… но вот её мужчиной он больше не был. Пропала та влекущая тяга ради которой она забывала обо всём и бежала к нему по его малейшему желанию. Перед ней сидел просто мужчина с усиками и зачёсанной на бок чёлкой. Лишь его глаза, устремлённые на радиоприёмник, сверкали…

— Проклятый английский боров! — внезапно сорвался фюрер и вскочил со своего кресла. — Напыщенный аристократишка ничего не понимающий в политике! Победа⁈ О чём он говорит? Ты слышишь, Ева? Едва его назначили премьером как он тут же решил себя показать… Я же предлагал им объединиться! Я предлагал вместе править Европой! А эти надменные, чванливые болваны отказались! Что ж, им же хуже! Я покажу чем обернётся для Англии такая недальновидная политика! Мои солдаты вышвырнут их из Норвегии, Голландии и Бельгии! Вермахт раздавит их жалкое сопротивление и преподнесёт мне Париж в качестве подарка! А эти трусливые островитяне пусть так и сидят на своём клочке суши, ожидая когда наши танки появятся на Трафальгарской площади и вдребезги разнесут английскую память о Нельсоне! Правильно говорил Шольке, нет веры этим англичанам, они никогда не согласятся на союз со мной, их устроит только моё поражение! Но этому не бывать, Ева! Никогда английский солдат не ступит на священную землю Германии!..

Девушка, продолжая делать вид что внимательно слушает фюрера, пыталась придумать как ей сказать Гитлеру что она больше не может быть его любовницей. Ева хорошо знала что болезненное самомнение германского вождя будет явно уязвлено и тот может разъяриться ещё больше но, считая себя приличной и воспитанной, полагала что обязана прямо в этом признаться чтобы потом не было скандалов и упрёков. Как только он её отпустит то Ева окончательно покинет его и полностью сосредоточится на Гюнтере, мысли о котором не покидали её ни на один день.

— Адольф! — начала она, дождавшись когда фюрер слегка выдохнется. — Мне надо тебе кое-что сказать…

Гитлер, прерванный во время своего обычного приступа красноречия, недоумённо посмотрел на неё, словно удивляясь тому что девушка что-то сказала. Еве показалось что вся её роль сейчас заключалась в том чтобы просто молчать и быть благодарной слушательницей его очередной речи. Но она чувствовала что больше не хочет играть эту роль, та её тяготила. И сегодня отличный день чтобы сбросить с себя такую надоевшую ношу. Ведь когда-то это должно было закончиться? Почему бы и не сегодня?

— Что ты хочешь сказать? — спросил он, остывая и присаживаясь опять на своё место. — У тебя что-то случилось?

Его голос, недовольный и раздражённый, показал ей что Гитлер сейчас был не в самом хорошем расположении духа, скорее всего,