Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так как текст не пересказывает очередной протокол, как у зиловского кадровика. Налицо попытка рассказать об игре, но сообразно хорошо понятым пожеланиям. Допустим, ни слова о том, что Артёмов (защитник он, а не хавбек: тут оплошность по молодости) бил до того и «хорошего» Иванова, и «плохого» Стрельцова. И про то, как лежал на одесской травке несчастный Валентин, — тоже ни слова. И про гол стрельцовский вскользь брошено — а зачем больше-то? Зато вводится жуткое, прямо скажем, для советских читателей слово «барин». После этого и «хулиганом» форварда можно назвать без опаски. Всё равно хуже «барина» уже не получится. Видите, как интересно: кто у нас смерд, а кто господин, формировалось столетиями — а П. Хинджакадзе понял всё за 15 минут календарного матча чемпионата. И, разумеется, подоспела «буря негодования» зрителей. Про которую тоже — неправда.
Через 30 лет, в 1987 году, минчанин Николай Угланов, бывший, получается, в эпицентре той «бури», рассказал тому же, но уже «перестроечному» «Советскому спорту»: «Что со Стрельцовым на поле вытворяли защитники! Толкали, цепляли, хватали за трусы, били по ногам... Проиграл тогда “Спартак”. Единственный, но красивый гол ему забил тот же Стрельцов, ох, как он обыграл двух защитников! А удар у него, сами знаете, был пушечный!» Затем немолодой человек, поклонник белорусской команды, спокойно и связно рассказал и про каратистский удар Артёмова, и про заступничество Стрельцова, и про удаление. Дали бы Угланову слово в 57-м — и по Хинджакадзе работать не надо. Увы.
Хотя сейчас, мне думается, нас должен заинтересовать вопрос о лишении-нелишении звания заслуженного мастера спорта. Между прочим, А. Т. Вартанян установил, что с 1954 по 1958 год вопрос о снятии звания за удаление в поединке первенства СССР вообще ни разу не стоял. Более того, из 28 судейских красных карточек 11 (!) обошлись без последующей дисквалификации изгнанного с поля футболиста, 12 нарушителей пропустили одну игру, а на три матча футболиста отстранили всего лишь один раз — за удар головой в лицо сопернику. Почувствуйте разницу!
Что же касается звания, то его, по сведениям того же исследователя, сначала Стрельцова практически лишили, а через несколько дней собственное решение аннулировали. Почему же?
Мне, например, видится здесь (мы, повторяю, имеем право лишь предполагать) движение импульсивной женской руки. То есть желание убрать грубияна сразу и бесповоротно.
Да только не всё столь однозначно. Операция по изничтожению Стрельцова недаром была такой длинной и многоступенчатой. И не в том дело, что кто-то являлся персональным сторонником нападающего сборной. Просто команде Советского Союза надо было пробиться на чемпионат мира в Швецию. И если вот так, сейчас же, бодро и браво втоптать Стрельцова в грязь, деморализовать его, отлучить от игры, — то кто будет забивать необходимые отчизне мячи? А значит, Эдуард пока нужен.
С другой стороны, явная работа по дискредитации торпедовца помешала единственной полезной кампании в нашем футболе — по борьбе с грубостью. Ведь что пытался сделать Вячеслав Артёмов? Покалечить двух игроков сборной. А с какой целью? Быть может, старший тренер минчан Дмитрий Матвеев разъяснит высокой комиссии, с чего он даёт указания выбить из игры двух ведущих футболистов сборной СССР, столь необходимых для отбора в Швецию?
Мне кажется, что если бы не обида Фурцевой, такая отеческая профилактическая беседа сделала бы минский «Спартак» самой корректной командой чемпионата и заставила бы задуматься всех подлинных нарушителей в первенстве страны. Но вышло наоборот — не переделаешь.
Следующая история, которую летом 58-го даже умудрились подшить к делу, случилась в ночь с 8 на 9 ноября 1957 года и к футболу прямого отношения не имела. Ничего запутанного или противоречивого в том сюжете нет, однако до сих пор произошедшее толкуется почему-то с точностью до наоборот. Вот и в сборнике Ф. И. Раззакова «Футбол, который мы потеряли. Непродажные звёзды сборной СССР» вполне вроде бы доброжелательный очерк о Стрельцове содержит следующее утверждение: «В ночь с 8 на 9 ноября того же года Стрельцов напился и стал ломиться в дверь семьи Спицыных по адресу: Крутицкий Вал, дом 15. Испуганные соседи по телефону вызвали милицию, и дебошира отвезли в 93-е отделение милиции. Но и там он не успокоился: всю дорогу ругался и грозился пожаловаться куда следует».
Данный отрывок красноречиво свидетельствует: неточности в деталях и изложении легко приводят к искажению 152 общего смысла. И любой читатель, прочитав книгу, увидит в Эдуарде обыкновенного хулигана.
А ведь если восстановить события полностью, картина изменится. Потому что Стрельцов совсем не из хулиганских побуждений разбудил (что тоже, как выясним, не совсем так) жителей дома на Крутицком Валу. Существуют показания, протоколы, подшитые в дело, по которым ясно: гражданин Спицын Филипп той осенней ночью ударил Стрельцова по лицу, разбил ему нос (не исключён, кстати, и перелом без смещения кости — никто же рентген не делал), началось обильное кровотечение. После чего храбрец бросился бежать. Эдуард вместе со спутницей Галиной Чупаленковой припустил за ним. Страх возмездия, как известно, умножает силы, и молодой смельчак почти оторвался от олимпийского чемпиона. Однако заслуженный мастер спорта настиг местного героя, который, спасаясь, попытался перелезть через забор, но был схвачен нападающим сборной за штаны. Галина под протокол потом рассказала, что Спицын провисел вниз головой минуты три-четыре. Однако «жажда жизни сильней», как справедливо утверждал В. С. Высоцкий, и Филипп сумел-таки вырваться и «быстрее лани» продолжил бег, приближавший