Билли изо всех сих сжал губами кляп, и тот на волосок, но продвинулся.

Ага, он поддается. Еще лучше. Не сразу, но я его вытащу.

Пока Билли возился с кляпом, двигатель автомобиля ровно загудел на одной высокой ноте, и дорога стала ровнее.

Наверное, мы выехали на шоссе. Интересно, далеко ли он меня везет? Если я не задохнусь от выхлопных газов, то от бензина — точно. Я весь окоченел. Рук уже почти не чувствую. Но нужно работать. Если не вытащу кляп, скоро буду покойник.

Снова повернувшись на бок, Билли подтянул колени к груди, нагнул голову и стал тереться кляпом о джинсы. Волокна острыми иглами впивались в его израненные губы, но он упорно продолжал выдавливать кляп.

Нужно было обдумать план бегства. Палин тоже убийца, так что Билли не сомневался, что его постругают, как ветчину. Иначе для чего понадобилось похищать его? Наверное, теперь он просто тащит его туда, где держат Бонни. Находиться рядом с Бонни было бы счастьем, даже если это означало бы пытку или смерть. Но лучше было бы спасти ее… Если хоть на секунду рот его освободится, он сумеет отправить убийц в преисподнюю… даже если эта попытка будет стоить ему жизни.

Ну что ж, погибнуть смертью храбрых лучше, чем позволить маньякам расправиться с Бонни.

А правда — пошел бы он на смерть ради нее? Он был ей очень предан, но настолько ли?

Какой дурацкий вопрос. Конечно пошел бы. Она была совершенно особенная, она была единственным человеком, за которого он отдал бы жизнь. Ну а за Уолтера? Это, конечно, не то. Они с Уолтером сражались бы вместе, плечом к плечу, убивая врагов всем, что под руку подвернется, пока не победили бы или не пали бы в битве.

Но Бонни была не такая… особая… как… просто особенная.

Билли представил себе, как она смотрит на него доверчивыми глазами, почувствовал в своей руке ее нежную руку. В горах, когда разбился их самолет, он не ожидал, что она окажется такой храброй, такой сильной, а ее крылья будут прекраснее, чем…

Билли тихо лежал. Он не хотел больше об этом думать. Если он хочет выжить, он должен выплюнуть кляп.

— Холодно, — тоненьким голоском захныкала малышка Моника.

Карен опустила белый капюшон куртки, чтобы лучше слышать, и ее голову тут же замело снегом. Наклонившись, она подобрала из сугроба пару фиолетовых варежек и надела их на руки Моники, шепча:

— Как же тебе не будет холодно, когда у тебя руки ледяные.

Затем Карен стащила свои собственные перчатки и положила их поверх пятифутового валуна, за которым девочки прятались от пронизывающего ветра и чужих глаз.

— Когда мы пойдем обратно, Морковка? Мне уже надоело тут гулять, — пронзительно пищала Моника.

Отряхнув от снега рыжую шевелюру, Карен надела капюшон и завязала завязки.

— Мы не можем пока вернуться, Галька. Сначала мы должны навестить старичка с лошадкой, которые живут в домике у шоссе, помнишь?

Моника кивнула, зябко ежась.

— Но если мы пойдем сейчас, то заблудимся в буране. Если он скоро не утихнет, то мы вернемся, я обещаю. — Опустившись на колени, Карен затянула завязки на капюшоне Моники и стряхнула снег. — Не плачь, ты у меня не замерзнешь. — Затем взяла свои перчатки, медленно натянула их на окоченевшие пальцы и вздохнула. Если я не замерзну первой. Нам так далеко идти.

Через некоторое время Карен услышала, как вдалеке ревет мотор, и снова сбросила капюшон, склонив голову к плечу, чтобы ветер не задувал в ухо.

— Машина! — шепотом воскликнула она, пригибая голову Моники. — Всем спрятаться и сидеть тихо!

Надежно укрыв младших девочек, Карен поднялась на цыпочки и осторожно выглянула поверх валуна. Бледно-голубая машина, последняя модель «меркьюри-гранд-маркиз», медленно ползла вверх по снежному склону, скользя и буксуя, но вскоре она уже преодолела поворот на узкую просеку, ведущую к лаборатории.

Машина просвистела мимо их укрытия, которое находилось совсем недалеко от двери в лабораторию, и остановилась, не доезжая футов тридцати до внедорожника доктора Коннера. Из машины выпрыгнул водитель и сразу побежал к багажнику, размахивая пистолетом.

Карен чуть не вскрикнула от страха и забарабанила по головам девочек, чтобы они пригнулись еще ниже. Неужели он увидит их следы? Снегу уже намело полным-полно но, может быть, следы еще видны? Мужчина бегал туда-сюда возле багажника, будто не зная, что предпринять. Наконец он остановился и заорал прямо в багажник:

— У меня пушка, малыш! Не думай, что ты успеешь плюнуть быстрее, чем я спущу курок! Может, ты уже вытащил кляп? Все равно, моя пуля тебя быстро охладит.

Мужчина щелкнул пультом, запирая машину, и дрожащей рукой прицелился в багажник. Он переминался с ноги на ногу на ледяном ветру. Прошла, казалось, целая минута, прежде чем он опустил оружие и грязно выругался, пиная задний бампер ногой.

— Сиди тихо. Попробуй только сбежать, и я вышибу тебе мозги. Я не слишком пекусь о твоем здоровье, сам понимаешь.

Мужчина направился к двери в лабораторию. Распахнув ее, он напоследок злобно оглянулся и исчез в скале.

Билли, наконец, удалось выплюнуть кляп. Он лежал, повернув голову так, чтобы обжечь Палина, как только в багажнике забрезжит свет, чтобы зажарить мерзавца, не дав ему выстрелить. Он мысленно представил себе, как черный рыцарь корчится в агонии, и его сердце наполнилось удовлетворением сладкой мести. В его мечтах Палин изжаривался до кучки грязного пепла, а он, Билли, подходил и пинал ботинком его останки, рассеивая их в пыль. От этих картин в горле у него образовался твердый ком, но Билли сглотнул и подумал: Ничего. Палин заслуживает смерти. Он убийца драконов и хочет убить Бонни и меня.

Билли слышал, как он кричит и грозится, но потом все стихло. Он ушел? Ждет подмоги?

Поскольку руки его были по-прежнему стянуты клейкой лентой, Билли ничем не мог себе помочь.

В темном багажнике не было ничего острого. В ногах стояла пара канистр с бензином, а нос подсказывал, что у головы находится еще одна.

Ему нужен был план. Кричать было нельзя, потому что Палин мог находиться где-то рядом. Мечты мечтами, а Палин мог открыть багажник издалека, так, чтобы Билли не доплюнул, и застрелить его только за то, что он вытащил кляп.

Такая перспектива Билли совсем не улыбалась. Мерлин правильно написал. Зря я перевернул страницу. Это все моя вина.

Хотя он только раз прочитал мрачное пророчество, его слова неожиданно пришли ему на ум, вопреки законам нормальной человеческой памяти:

Бича удары для рабов,

Не для наследных сыновей,

Для гордецов, что только мнят,

Что силы нет земной сильней.

Надежда, побеждая страх,

Пусть в сердце верное войдет

Того, кто молит о тебе