Я вспомнила зловещую тишину вблизи скифского кургана и усомнилась в достоверности полученной информации.

– Не подумайте, что мы вам не верим, – мягко сказала я свидетельнице. – Но как раз сейчас на углу Белорусской и Украинской очень тихо.

– Редко можно встретить более тихое место, не обнесенное кладбищенской оградкой! – поежившись, пробормотала Трошкина.

– Ну, сейчас, может, и тихо, – неохотно согласилась тетка. – Правда, уже с неделю мы к Сальниковым милицию не вызывали. А только что с того? Не сегодня, так завтра опять там шабаш начнется!

– А в последние дни тихо было, да? С какого именно числа, не припомните? – У меня были свои причины настаивать на точности показаний.

– Да двадцать девятого к ним участковый наш, Василий Кузьмич, последний раз захаживал! – послышалось из-за сиреневого куста.

Я заглянула за него и увидела хлипкую лавочку из положенной на кирпичики доски, а на ней – сухонькую желтолицую старушку в плюшевом жакете и пацаненка лет пяти. Бабка вязала чулок (судя по его длине, он предназначался для Клаудии Шиффер), а малец болтал в воздухе своими еще короткими ножками.

– Обожаю старушек! – пробормотала Трошкина. – Любопытство – как хороший коньяк: с возрастом только крепнет!

– Вот баба Тася все знает, ее спрашивайте! – Женщина с ведром охотно переключила нас на новую свидетельницу.

Мы с Алкой поднырнули под сиреневые грозди, чтобы встать перед бабушкой как лист перед травой. То есть наоборот: как два больших сочных лопуха перед скукоженным березовым листочком.

– Здравствуйте, баба Тася! – проорала Трошкина, глубоко убежденная, что слух в отличие от хорошего коньяка и любознательности с годами крепче не становится.

– Здравствуйте, деточки! – гаркнула в ответ бабуля.

– Что вы говорили про Сальниковых? Давно ли у них тихо? – спросила я.

– Да с начала месяца – как бабка пошептала! – охотно ответила старушка, мелким шевелением губ и пальцев показав, как именно пошептала бабка.

Выглядела она при этом весьма зловеще – как настоящая колдунья – и в таком образе отлично смотрелась бы на скифском кургане рядом с вещим Олегом, тяпнувшей его гадюкой и черепом древнерусского коня. Мы с Алкой почтительно притихли.

– Чудо случилось! – хихикнула бабка, явно довольная произведенным впечатлением. – А весь-то секрет в чем?

– В чем? – Трошкина, всегда готовая узнать какой-нибудь секрет (ибо она в свои тридцать лет гораздо более любознательна, чем иные в триста), вытянула гусиную шею над моим плечом.

– Да просто Жорка с Вовкой с начала месяца жильца в свою хату пустили! Приличного, видно, человека, – объяснила бабуля. – Не босяка какого-нибудь! У него даже машина есть.

– Цёлный бумел! – подсказал пацаненок.

«Черный бумер», – без запинки перевел с младенческого мой внутренний голос.

– А куда сами Сальниковы перебрались, я не знаю, – сказала бабка.

– Да и не хотим мы этого знать! – крикнула от колодца непримиримая тетка с ведром.

– Понятно. Спасибо вам, бабушка! – поблагодарила я добрую колдунью, пятясь под сиреневый куст в почтительном полупоклоне.

– Что дальше? – спросила Трошкина, семеня следом.

Этот вопрос мне уже изрядно надоел. Я ответила уклончиво, но многообещающе:

– Дальше – больше.

– Больше чего? – не отлипала приставучая Алка.

– Всего. Тихо!

Я остановилась у ворот дома номер два и приложила палец к губам, призывая подружку к молчанию. За забором царила тишь.

– Как узнать, есть кто-нибудь в доме или нет? – шепотом запросила я помощь друга, точнее подруги.

Трошкина вместо ответа сделала глубокий-преглубокий вздох – точь-в-точь маленький поросенок Пятачок, собирающийся надуть большой воздушный шарик. Но, поскольку никаких резиновых изделий у Алки вроде не было, я догадалась, что она запасает воздух для оглушительного вопля: «Хозяева-а-а! Есть кто живой?!», и поспешно закрыла ей рот ладошкой. Трошкина сдулась:

– Пф-ф-фу-у-у! Что, нельзя шуметь?

– Шуметь? – переспросила я, тщательно обдумала ответ и решила: – Шуметь можно! Только не тебе.

– Почему это именно мне нельзя шуметь? – обиженно забубнила Алка. – Чем я хуже других? Думаешь, я шуметь не умею? Еще как умею!

– Да-да, я помню, как ты шумела, когда Петька Старцев в пятом классе подарил тебе на день рождения пару крыс, но сейчас совсем другой случай, – сказала я, направляясь к машине Эндрю и его папы. – Сейчас перед нами не стоит задача бесконтактного уничтожения мелких грызунов акустическим ударом. Нам нужно, во-первых, узнать, есть кто-то живой в доме номер два или нет.

– Предположим, там есть кто живой. Что тогда? – Трошкина вникала в условия задачки добросовестно, как в свое время на уроках математики в средней школе.

– Тогда надо будет сделать так, чтобы никого там не было.

– Но не путем бесконтактного уничтожения, я надеюсь? – обеспокоенно спросила Алка и непроизвольно потерла горло, явно разминая голосовые связки на случай моего отрицательного ответа.

– Эндрю, у тебя музыка в машине есть? – спросила я, потянув дверцу «Тойоты».

Это могло показаться удивительным, но музыка в машине была. Андрюха понял наши с Алкой слова про гусли буквально и в самом деле развлек собачек фольклорными напевами.

– Во поле березонька стояла! Во поле кудрявая стояла! – жалобно ныл он, гипнотизируя слезливым взором Денискиного бассета.

Барклай замер, наморщив лоб, и свесил уши одно ниже другого – заслушался. А Фунтик запрокинул морду вверх и тихонько подвывал, организуя солирующему Эндрю подходящий по тональности минорный бэк-вокал.

– Андрюха! – рявкнула я, грубо оборвав слюнявые «люли-люли».

– Ну, в чем дело? – неохотно откликнулся певец, с трудом отрывая взор от просветленной морды бассета. – Чего ты орешь? Весь ля минор нам испортила.

– Ничего, сейчас будет второе отделение концертной программы, – пообещала я, бесцеремонно открывая бардачок и перебирая диски. – Так, что тут у тебя есть по части акустического оружия массового поражения? О! Группа «Продиджи» и Том Морелло! То что надо! Алка, выведи из эпицентра мирных собак! Эндрю, включай на полную!

– Ты уверена? – засомневался он. – Когда я слушаю это дома, мои соседи с третьего этажа стучат железом по батарее!

– И прекрасно. – Я собственноручно затолкала диск в автомагнитолу.

– Соседи с третьего этажа так не считают, – упорствовал Эндрю. – И, кстати, я живу на шестом!

– Значит, я не ошиблась с выбором, – сказала я и нажала на кнопочку. – А теперь задрай все люки, выведи звук на максимум и держи оборону!

Последнее предложение пришлось уже орать. Андрюха сдался на уговоры, врубил музон, и в машине завибрировали стекла.