51

Вернувшись домой, Люси садится к компьютеру и находит в интернете телепрограмму «Деготь и перья». На экране появляется тема выпуска – «Литература будущего», потом пляшущие под величественную классическую музыку книги. Трое приглашенных в костюмах садятся в кресла, ведущий начинает разговор с первым писателем, но Люси уже нажала на кнопку ускоренного просмотра, чтобы быстрее добраться до завершающего отрывка, когда дело дойдет до Габриеля. Он как будто не в своей тарелке. Ведущий игриво ворошит свои бумажки и произносит:

– Вот и настала очередь снайпера, убийцы, наводящего ужас на всех авторов: Жан Муази! Итак, Жан, что вы думаете о последнем опусе нашего гостя?

– Обложка никакая. Название тоже. Главное, полное отсутствие стиля. Для меня стиль – это все, а у него стиль попросту отсутствует. Уэллс – худший автор из всех, кого я знаю, он – позор профессии. Его книги следует запретить.

– Тем не менее у него много читателей! Его читает главным образом молодежь, те, кого мало интересует литература…

– У него много читателей, потому что широкая публика вообще не имеет представления о хорошей литературе, молодежь читает его из-за своего бескультурья, из-за неспособности опознать качественное произведение.

– А еще он привлекает людей в книжные магазины.

– Потому что книготорговцы, компрометирующие себя продажей его изделий, заботятся только о выгоде и плевать хотели на эстетику и на стиль!

– Уэллс, что вы думаете о мнении Муази о вашем творчестве?

– Во-первых, я ему признателен. Для меня честь не находить одобрения у месье Муази. Это чистое удовольствие – не нравиться критикам, признающим только скучные книги. Как я погляжу, все книги, которые они обожают, оказываются забыты, а все, которые они клеймят, наоборот, очень успешны. Испепеляющая критика Муази – как собачье дерьмо, в которое ступаешь левой ногой: она тоже приносит удачу.

– Как вы смеете?! – возмущается Муази.

– Единственное, что меня огорчает, – это то, что мнение месье Муази не опирается на внимательное чтение моего произведения. Он говорит об обложке и о названии, потому что больше ни о чем не осведомлен. Я же вижу, что лежащий перед ним экземпляр книги так и не был открыт. Не очень понятно, на чем основано его суждение о моем стиле.

– Я умею читать, не портя книги. Вы уводите разговор в сторону, а я пользуюсь этой трибуной, чтобы громко высказать то, что думают, но не высказывают, все мои коллеги. Вы посредственный писатель.

– Единственный мой враг здесь – отсутствие у вас любопытства. Согласен, вы не единственный, кто никогда не открывал моих книг. Но количество ошибающихся – еще не причина считать, что они правы.

– Как бедным читателям разобраться в книжных новинках, если вы порочите целую профессию, задача которой – открыть им глаза?

– Во-первых, всю профессию я не порочу. Среди критиков есть превосходные профессионалы. И потом, в распоряжении читателей имеются и другие источники информации: книготорговцы, молва, блоги неравнодушных читателей, преподаватели литературы, родители, стремящиеся привить своим детям любовь к чтению.

– Это ли не примитив – сводить к нулю целую систему, доказавшую свою…

– Я признаю единственного критика – время. Только время способно дать верную оценку творчеству. Оно предает забвению слабых авторов и награждает бессмертием новаторов.

Ведущий вступается за критика и тоже таранит гостя:

– Что вы ответите на упрек Муази в отсутствии у вас стиля? – спрашивает он.

– Литература, которую он любит, в основном косметическая. Это грим, призванный скрывать морщины и прыщи. Форма, задача которой – маскировать сущностную слабость. Можно прибегнуть и к другому образу: стиль – это соус блюда. Соуса льют побольше, жирного соленого соуса, чтобы подействовать на вкусовые рецепторы и скрыть вкус мяса. Так вот, для меня мясо – это интрига. Если она хороша, соус ни к чему.

Муази снова берет слово:

– Маргерит Дюрас говорила, что хорошему роману интрига не нужна. В этом вся новизна и современность Нового Романа. Интрига отбрасывается как ненужный предлог, мешающий наслаждаться стилем, и точка. Не станете же вы противоречить великой Маргерит Дюрас?

– Иными словами, Жан, – подхватывает ведущий, – вы считаете, что Габриеля Уэллса скоро забудут?

– Месье Уэллс не просто недостоин называться писателем. Он вообще пустое место. То, что он красуется сейчас перед камерами и присутствует в литературном мире, – само по себе проблема. Желание понравиться как можно большему числу людей – не более чем демагогия. Считать время единственным надежным критиком – недостойная претензия. Он что, воображает, что его станут читать через сто лет? Стремление нравиться будущим поколениям – утопия. Лично я всегда буду отстаивать классическую литературу, только она, по-моему, воистину качественная. Будем говорить серьезно: всевозможная фантастика, героическое фэнтези, детективы, триллеры, ужасы, комиксы, эротика, завалившие полки супермаркетов, – все это не относится к настоящей литературе, будучи продуктом вымысла. В хорошем романе речь идет о реальности, о настоящем времени; он проистекает из опыта автора, повествующего о том, что знает сам, а не о своих фантазиях.

– Что вы об этом думаете, Уэллс? – спрашивает ведущий.

– Беллетризованная автобиография, единственная модная сейчас во Франции (вернее, в Париже) литература – всего лишь замаскированная психотерапия. Писатель, описывающий, к примеру, свое детство, ничего не придумывает, он только наблюдает. Не он создает своих родителей, свой образ жизни, всех, кто в ней участвует. Такие писатели пишут всего лишь автобиографии, им бы стоило указывать своего соавтора – Господа Бога, истинного творца действующих лиц, обстановки и даже ситуаций.

– Как вы объясните систематическое отторжение ваших вещей знаменитыми критиками вроде Муази?

– Они живут в параллельном мире, довольствуются собственными ценностями. Я все это уважаю, но этого недостаточно. Это все равно, что включить запись рок-н-ролла критику, специализирующемуся на классической музыке: он обязательно пригвоздит услышанное как нечто напрочь лишенное стиля, как упрощение и демагогию. А рок прошел испытание временем и дорог молодым, потому что они более открыты.

– А вы любите классическую музыку, Уэллс? – интересуется ведущий.

– Конечно. И рок люблю, они вполне совместимы. Точно так же я читаю и детективы, и великих стилистов вроде Пруста и Флобера. Что удивительно, о классической музыке пишут одни журналы, о роке совсем другие; в литературе выживают только критики, любящие одни и те же книги. Прямо как бараны, вместе и одновременно щиплющие одну и ту же траву! Между прочим, они действуют в ущерб читателю, стремящемуся, возможно, к новизне и разнообразию. Их даже не уведомляют, что некоторые исследуют новые пути. По-моему, беречь необходимо именно литературное многообразие. Плохих литературных жанров не существует, во всех жанрах случаются и хорошие, и плохие книги.