Распаренная после горячего душа, она была замотана в застиранное до невнятности толстое полотенце и напоминала сосиску в тесте. Я почувствовала приступ аппетита. Может, комки в манной каше будут не такими уж большими…

— Чей номер тебе нужен?

Самоходная сосиска Трошкина проплыла к окошку и растрепала волосики, подставляя их утреннему солнышку.

Такую роскошь, как фен для волос, хозяйка скромного приюта не смогла нам предложить.

— Горохова, — ответила я.

— Гороховый суп могу предложить на обед! — покричала хозяйка.

Вдобавок к феноменальному гостеприимству у нее был исключительный слух.

— Спасибо, мы пообедаем в городе! — ответила я и поплотнее прикрыла дверь в нашу комнату. — Скажи мне Жорин телефон, звонок ему — мой собственный пункт номер один.

— О боже! Что должно было произойти, чтобы начать утро нерабочего дня звонком Горохову?! — Алка съязвила, но все же полезла в сумочку за мобильником.

— Не с твоего телефона, ты же в розыске, — напомнила я и приготовилась набивать циферки на своем новом непорочном аппарате. — Диктуй…

— Алле-уоу? — неприязненно отозвался сонный голос после серии долгих гудков.

— Жора, привет, я тебя разбудила? Отлично! — обрадовалась я.

— Не разделяю это мнение, — сердито рыкнул Горохов.

— Разделишь, когда узнаешь, зачем я звоню, — пообещала я. — Судя по тому, что этим дивным утром я позвонила тебе раньше всех, ты еще не знаешь последнюю новость.

— В како-уом это смысле последнюю? — Зевающий Горохов еще не проснулся, но уже забеспокоился.

— В смысле новейшую из сенсаций.

— На фига мне в семь утра твои дерьмовые сенсации?!

Подслушивающая Трошкина ехидно захихикала.

— Ты подобрал идеальное слово! — похвалила я собеседника. — Эта сенсация именно дерьмовая и напрямую связана с вашим с Зямой художеством в деревне Бурково.

— Что? — Горохов мигом остыл. — Откуда ты знаешь? Тебе Казимир разболтал?

— Нет, я совершенно случайно стала свидетелем творческого процесса. А ты не перебивай меня, ты слушай, это важно. Те пропавшие банки нашлись!

— Как? Где?!

— В сейфе директора художественной галереи.

— Ах, он гад! А клялся, что не знает, куда они делись, лживый педик! — возмутился Горохов.

— А он педик? — заинтересовалась хорошая девочка Трошкина.

Она у нас вся такая правильная, что вопиющих отклонений от нормы зачастую не замечает, потому что не вполне верит в их существование.

Я только закатила глаза. Знаем мы этих творческих людей! Среди них безусловно нормальных считаные единицы, и две позиции в топе уже заняты моими родственниками — мамулей и братцем. Вот у них сексуальная ориентация правильная, а вообще-то богема — это такое болото…

— Педик-медик! — выругался Жора в трубке.

— Он, похоже, и сам не знал, что банки спрятаны в сейфе, — справедливости ради вступилась я за незнакомого галерейщика. — Знал бы, не стал бы вскрывать упаковки с дерьмом!

— А он их вскрыл?! — расстроился Горохов.

— Вскрыл, разлил и все испортил, — подтвердила я. — Говорят, там было грязно, как в свинарнике, так что двух банок с бесценными какашками мы лишились окончательно. Зато теперь вы можете легализовать творчество Зямы!

— Да, мы же должны были принять все возможные меры для восстановления экспозиции — вот и приняли! — Горохов приободрился. — Что ж, это хорошая новость, спасибо, что сообщила.

— Зачти мне это при распределении квартальной премии.

— Знаешь, о чем я подумала? — дождавшись, пока я закончу разговор с Жорой, спросила Трошкина. — Я подумала, что кража банок с дерьмом — это происки конкурентов. Кажется, мы вырвали эту выставку из-под носа у «Алых парусов»?

— Дельная мысль, — согласилась я. — Надо будет пощупать «Паруса». Если это их выходка, то ее можно считать объявлением войны на региональном рекламном фронте.

— Тогда Бронич нас мобилизует, поставит под ружье, оденет в хаки… Ой, моя одежда!

Алка вспомнила свой пункт номер один и сразу забыла о рекламных войнах.

— Ты пойдешь со мной на шопинг?

Я бы сходила с Алкой за покупками, если бы не назначенная встреча с Максом. В очередной раз обманывать поклонника в его скромных ожиданиях не хотелось — я и так это делаю слишком часто, и я поехала к телестудии, хотя внутренний голос страстно, как змей-искуситель, нашептывал мне: «На ш-ш-шопинг! На ш-ш-шопинг!»

О целебной силе этого занятия мне не нужно было рассказывать. Мало что так полезно для женского здоровья, как результативный забег по магазинам! Мужчинам не понять, от каких больших психических проблем может избавить даму покупка одной (двух, трех, пятидесяти трех) ма-а-аленьких обновочек.

Смеловский, как обычно, вел новости в утреннем эфире и на наше рандеву в кафе припоздал. Я же, напротив, пришла чуть раньше. Это позволило мне спокойно посидеть и подумать — крайне редкое удовольствие в последнее время! Знаете, очень трудно думать на бегу, смываясь от полиции!

Сидя на террасе с видом на сквер с одинокой развалиной, которую Зяма ласково называет «неведомая древняя фигня», я неторопливо попивала очень вкусный капучино, любовалась золотыми кленами и размышляла об убийстве Маковеева. Кто ж его грохнул-то, если не мы с Трошкиной?

Первая версия напрашивалась сама собой: убийца — жена Маковеева, но ее ведь уже проверили полицейские. Они очень не любят усложнять дело и в подобных ситуациях первым делом обращают подозрение на близких и родных жертвы. Особенно на наследников первой очереди.

«Хорошо бы узнать, какое завещание оставил Маковеев», — подсказал мне внутренний голос.

Я кивнула. Логично, надо искать того, кому смерть Маковеева выгодна.

«Тогда еще и выяснить, с кем он конкурировал в бизнесе и насколько остро».

Я пожала плечами. Я совершенно точно знала, с кем Маковеев не конкурировал, не общался и даже не встречался: с Индией Кузнецовой и с Аллой Трошкиной. Тем не менее именно мы с ней оказались на вершине хит-парада подозреваемых. Почему? С какой стати? Ведь не только потому, что случайно оказались рядом с жертвой в момент убийства. На нас еще кто-то прямо указал, подбросив мне в сумку компрометирующее письмецо Маковеева рыжей любимой и сдав полиции Трошкину анонимным звонком.

«Значит, как-то вы с жертвой все-таки связаны», — резюмировал внутренний голос.

С Алкой мы связаны давно, разнообразно и крепко, так что наша с ней история сравнима с просторным панно в технике макраме. Маковеев, очевидно, припутался к этому эпическому художеству незаметно, и отыскать нужный узелок может быть совсем непросто. Но я понимала, что сделать это нужно, потому что идти в тюрьму за убийство, которое совершил кто-то другой, мне вовсе не хотелось. Если бы мне хотелось в тюрьму, я убила бы кого-нибудь собственноручно. На такой случай у меня и списочек всегда имеется!