— Мне бы Томочку повидать, — тряхнув матерчатыми розами, поведала я печально. — То есть Тамарочку Руслановну, она директором у вас, бедняжка, тут работает.

Если бы наше предположение о том, что Кулишевская недавно овдовела, оказалось ошибочным, аптечная девушка наверняка не согласилась бы с тем, что ее богатая начальница бедняжка. Но девушка охнула:

— Ох, вы родственница?

И мой внутренний голос людоедски обрадовался:

«Бинго! Точно, у Кулишевской есть повод для траура!»

— Я не родственница ей, я свойственница. По мужской линии, — ответила я и фактически не соврала, поскольку Тамара Руслановна предположительно путалась с моим родным братом.

За колонной горько хмыкнула Трошкина, оценившая сермяжную правду.

— Я, знаете, издалека ехала и на похороны опоздала, — пожаловалась я, для пущей убедительности изобразив легкий вологодский акцент. — Вот, принесла Тамарочке цветы и соболезнования.

— К сожалению, Тамары Руслановны сегодня не будет, она взяла небольшой отпуск.

— Ясное дело, такая трагедия и столько хлопот! — окая и охая, я сокрушенно покачала головой и почувствовала, что скользкий шелк сползает мне на лоб. — Передадите ей цветочки?

Я с трудом затолкала пышный букет в окошко. Будь цветы живыми, это им сильно повредило бы, но тряпочные розы от экзекуции не пострадали. Зато мой головной убор от энергичного физкультурного упражнения размотался, и аптечная девушка громко ахнула.

— Что? — Я поспешила поправить свой платок-флажок.

— А это… это? — Розовый пальчик сквозь стекло пистолетиком уперся мне в лоб.

— Это самый полный траур, — объяснила я, догадавшись, что на голове у меня предательски проявился череп с костями. — Тотальный!

— Суровая вологодская мода, — встряла с комментарием Трошкина, поняв, что можно ей уже не прятаться, никаких новых сведений мы от аптечной девушки не дождемся. — Пойдемте, Матрена Тимофеевна, навестим Тамару Руслановну в ее хоромах и пенатах.

— Как, как ты меня назвала?! — возмутилась я, едва выйдя на улицу.

— Матрена Тимофеевна, — охотно повторила Алка. И захихикала: — Она же Леля Смеловская, она же Маша Сарахова!

Я стянула с головы флаг с костями, скомкала его и, не найдя взглядом мусорную урну, затолкала в свою сумку.

— Не беги! — придержала меня подружка. — Давай в антракте подведем промежуточные итоги. Что мы выяснили?

— Что наша аптековладелица Кулишевская на самом деле понесла утрату, для оплакивания каковой взяла кратковременный отпуск, — послушно ответила я.

— «Для оплакивания»! — фыркнула Трошкина. — Оплакивает она покойного супруга, ага, крокодиловыми слезами!

— Стоп. Строго говоря, мы пока точно не знаем, кого она оплакивает, — напомнила я. — Может, у нее хомячок любимый сдох или рыбка в аквариуме. Насчет супруга — это только версия, пока не подтвержденная. Мы только предполагаем, что эта самая Тамара Руслановна — вдовица Маковеева.

Тут мне пришло в голову, что задачку можно упростить.

— Слушай, а давай возьмем за гланды Зяму? Не может быть, чтобы он ничего не знал о семейной жизни своей дорогой клиентки!

— Взять-то я бы его взяла, — вздохнула Алка так мечтательно, что я усомнилась, о гландах ли эта девичья тоска. — Да он же прячется!

— Прятался, пока работал над дерьмовым художеством, — поправила я. — Но таковая необходимость отпала, значит, Зяма вот-вот появится.

— Ты полагаешь?

Трошкина скосила глаза, немного подумала, повернулась к витрине, ткнулась носом в зеркальное стекло и застыла, образовав гармоничную пару с чучелом козочки с другой стороны. Выглядело это странновато и тревожно: как упорная попытка анимировать пристальным взглядом некрупного парнокопытного зомби.

Я заволновалась. Трошкина — натура чувствительная. Такой с ума свихнуться — пара пустяков!

— Ты это, Алка, что такое делаешь сейчас? — спросила я осторожно.

Все знают, с сумасшедшими надо очень вежливо разговаривать.

— Так и есть: круги синие, белки красные! — вздохнула подружка.

И прежде чем я успела вежливо сообщить ей, что она таки чокнулась и бредит, вспорхнула на крыльцо аптеки. Разумеется, я пошла следом. Без пиратского флага в экстерьере я смотрелась вполне нормальной.

Бледно-зеленая девушка за прилавком не узнала меня, но напряглась при виде Трошкиной.

— Еще раз здравствуйте, — сварливо сказала ей Алка. — Я только что вспомнила, что мне нужно лекарство.

— Это заметно, — пробормотала я в деликатном режиме «реплика в сторону».

— Какое лекарство?

Трошкина пощелкала пальцами.

— Такое… Про кроликов!

Мы с аптечной девушкой переглянулись. Я пожала плечами и слегка отодвинулась, мол, я не с этой психической, она сама по себе.

— Мы ветеринарными препаратами не торгуем.

— Я сказала «про кроликов», а не «для кроликов»!

— Про каких кроликов? — Аптечная девушка изо всех сил хранила терпение.

Не я одна знаю, что с психами надо разговаривать вежливо.

— Про французских, — без запинки ответила психическая Алка.

— Что-то для потенции? — предположила аптечная девушка.

Я машинально огляделась: а нет ли где чучела кролика? Окруженного пузырьками с изображениями кроличьих пар, сливающихся в экстазе по Камасутре?

— Почему — для потенции? — не уловила логической связи Алка. — Для глаз! Капли имени французских кроликов снимают красноту!

Аптечная девушка открыла и закрыла рот.

— А вы в компьютере посмотрите, — посоветовала ей Алка. — У вас же там полная база лекарств. Забейте в поиск слово «кролик», что получится?

Для ненормальной это была неожиданно светлая мысль.

— Лекролин! — вскричала аптечная девушка, пошарив в базе.

— Он самый, — с достоинством подтвердила Трошкина и повернулась ко мне. — Ну, что ты ржешь? Что смешного? Мы собираемся встретиться с Зямой, а у меня глаза красные…

— Как у кролика! — всхлипнула я и побрела к двери, держась от смеха за живот.

Есть мужчины, которые действуют на женщин, как барабанная дробь на цирковых лошадей. К примеру, мой братец. Поскольку сама я к чарам Зямы иммунна, мне непонятно, отчего гражданки женского пола сходят по нему с ума, но факт есть факт: даже умницу Трошкину перспектива скорой встречи с Казимиром Великолепным превращает в безмозглую идиотку.

— Ты готова? Я звоню? — спросила я, дождавшись, пока Алка закапает в глазки и накрасит губки.

— Звони.

Трошкина резко закрыла пудреницу со звуком, какой издает спортивный стартовый пистолет, бодрящий звук пропал даром — Зяма на мой звонок не ответил. Впрочем, неудивительно: мой новый номер был ему незнаком.