и выглядела лет на тридцать с хвостиком, но я была уверенна, что за зиму она еще сбросит десяток лет, лечение ее пока не закончилось. Я очень радовалась за нее и частенько ей напоминала, что она еще может построить свое личное счастье, и на меня ей оглядываться не нужно, я выросла и справляюсь со всем сама. Питирим же всегда следил за собой, тем более он тоже за последний год похудел, пивной животик исчез, и оказалось что у него хорошая жилистая, спортивная фигура. Он совсем недавно сбрил бороду и усы, и сделал хорошую стрижку, теперь ему на вид было чуть за сорок. Питирим хоть он был среди ведьмаков патриархом, но всегда помогал молодым, частенько срывался из дома, если требовалась его помощь. Он никогда не давил молодых ведьмаков своим авторитетом и его уважали и никогда не называли замшелым дедом. Это я знала от ведьмаков Павла и Леши, они часто мне говорили, что Питирим в братстве пользуется огромным авторитетом. Может поэтому Питирим всегда выглядел моложе и не позволял себе стареть. Ну, я немного заговорилась, главное, что Питирим давно ухаживал за Любавой, и чувства у них были взаимны. Вместе с Любавой они смотрелись очень органично, и я искренне не понимала, чего же они не живут вместе, а уж столько лет мучают друг друга, притворяясь просто друзьями.

Я с легким сердцем выпроводила их из дома, составив им список необходимых покупок в Тамбове, чтоб у них была причина задержаться в городе подольше, а Любаве и отдохнуть от нас. Хотя она очень нервничала, переживая за нас, наготовила море еды, забив холодильник и морозильник, мне оставалось только или разогреть или приготовить полуфабрикаты. Любава натаскала на террасу дров, что б мне далеко не бегать, в общем, она сделала все, что б нам было удобно.

И когда они ушли мы с Прошкой вздохнули с облегчением и стали делиться предположениями, что же происходить с Елизаветой и как ей помочь. Ощущения у нас с Прошкой были одинаковыми, мы оба видели смутную тень над зыбкой, но когда подходили то ничего не чувствовали и не видели, а Лизавете было плохо.

— Вампир, какой то энергетический что ли повадился к Елизавете ходить, — в сердцах сказала я. — Я все книги перевернула, и не пойму кто повадился в дом, больше всего на Дрековаца похоже, в этом доме были умершие непонятно младенцы?

— Не, — тут же отозвался Прошка, — вампирам и любым Дрековацам в деревню хода нет, а уж особенно в этот дом, и младенцев умерших нет точно, я всех помню кто в доме жил. — У нас же все тут травами и оберегами завешано, да обложено, а уж Любава как малыши появились все и в доме и на улице обшептала. — Да не только она и ведьмак тут заговоров на защиту навесил, да и ты сама — то, сколько ходила, шептала, да волшбу творила, — и защита твоя стоит не нарушенная. — А знаешь, давай ка мы тут сделаем ловушку для нежити мою старинную, попробуем, и посмотрим, что сегодня будет. — У меня тут есть древний рецептик от нежити и злых духов, никогда его еще не пробовал применить, — говорил Прошка, ловко собирая травы для колдовства. Кир был на занятиях у Лидии Андреевны, и она должна была после занятий отвести его к кузнецу Михею, а уж Михей приведет его только вечером. Они подружились, и кузнец с неохотой возвращал Кира домой, дай Михею волю и мы бы Кира совсем не увидели. Лиза пока спала, и я подсела к столу помогать Прошке. Мне было интересно, что же у него за рецепт. Но Прошка не собирался делиться со мной знаниями, а только командовал.

— Вот эту траву перетри с этой и поставь отдельно, а вот эту траву толки пока одну.

Так за короткий срок на столе выстроилось десяток плошек с растертой травой, и Прошка решительно отодвинул меня от стола.

— Все теперь я сам, тебе это все равно не повторить и не понять. — Это так сказать только наше колдовство, заклинания ты просто не сможешь произнести.

— Ну, хоть смотреть то можно?

— Да хоть засмотрись, коли хочется, все равно для тебя это чужая магия.

Ну и ладно, просто буду смотреть, Прошка еще никогда не колдовал при мне и понятно же, что мне было очень любопытно. Хотя я действительно ничего и не увидела, интересного в смысле. Сначала Прошка что то быстро произносил над каждой плошкой, затем стал смешивать и снова нашептывать заговоры, а язык заговора напоминал мне змеиное шипение. И он прав такие звуки я произвести не смогу никак. Наконец он все смешал в одной плошке и прошептал, зашипел с натугой, затворяющий колдовство наговор. Мне показалось, что над плошкой появилось туманное облачко, которое быстро растворилось.

— Ну, вот и все, — прошептал заметно уставший Прошка, — убирай все со стола, а я пока это припрячу, и на ночь как ты Лизавету уложишь, очерчу порошком круг у зыбки, а ты сегодня днем поспи с Лизой, чтоб ночью стеречь.

Вечером как обычно я укачала Лизавету и уложила ее спать в зыбку, а Прошка остался за ней присматривать, пока я уложу Кира. Отвела Кира в его комнату, мы немного пообнимались, малыш скучал, и любил и обнимашки и поцелуйчики в носик и щечки как маленького, — пока никто не видит. Затем уложив его в кровать, стала читать ему сказку, Кир честно пытался дослушать до конца, но так устал за день, что уснул быстро. Поправила ему одеяло, поцеловала в нос и засмотрелась на него. Малыш так быстро рос, глядя на него думала я, еще не много и ему уже не нужны будут нежности и поцелуйчики, от меня уж точно, и будут у него на уме уже не мама и баба, а только девочки. Спустилась вниз и мы еще попили чай с Прошкой, затем Домовой достал плошку с готовым порошком, и стал посыпать, наговаривая круг вокруг зыбки. Заговор был на том же непонятном шипящем наречии, завтра не забыть спросить Прошку что же это за язык. Я легла на сундук, и, смежив веки, задышала ровно, как глубоко спящий человек. Видела я в темноте хорошо, зыбка была перед глазами и я надеялась, что сегодня мы точно разберемся, кто же ходит к Лизавете. Долго ничего не происходило, часы ходики со старой и уже безголосой кукушкой протикали три часа ночи. Все было как всегда, Прошка был в комнате Кира,