защищаешь. – Ответил он грустно, почувствовав свою вину за то, что старшей подруге приходится всё время возиться с ним и прятать от посторонних глаз.

– Неправда. – Отрезала она, поставив мальчика на ноги и положив руки ему на плечи. – Мы с тобой ещё никому не попались потому, что вместе стараемся друг для друга. Я оберегаю тебя, а ты – меня, как лучшие друзья.

– Но твой лучший друг – это Деми. – Сказал он ещё более горестно, собираясь заплакать.

– Теперь мой лучший друг – ты. – Дрожащим от напряжения голосом промямлила Софи.

Она больше не могла выносить этот груз на своём сердце, но говорить о том, что необратимо изменит жизнь Оли, было для неё ещё сложнее. Каждый раз Софи останавливала себя, чтобы не вызвать в мальчике страшащий их обоих вопрос, лишь больше оттягивая момент, когда всё наконец случится. Она прекрасно понимала, чем обернётся ей это молчание, но не могла справиться с тем барьером, которым сама себя и душила. Софи стало невозможно болезненно думать о смерти, что по иронии судьбы настигла всех, кроме неё. Кто-то обрёк её на жизнь, и было это безумной мукой, а не божьей милостью, ведь этот кто-то одну её заставил плестись во времени дальше остальных.

Весь путь Том всячески развлекал Оли, позволяя тому самому пробежаться по улице и вдоволь насладиться свободой, которую у него отняли стены родительской квартиры. Ветер ласково трепал его спутанные кудри, пока солнце грело розовые щёки мальчишеских лиц, что не переставали улыбаться. Софи растаяла под этой обыденностью. Намеренья Тома стали для неё настолько кристально чистыми, что она поневоле стала благосклонна к нему, отдав на это последние крупицы своего доверия. Софи оставалась всё такой же чёртовой оптимисткой даже после того, как мир отнял у неё Деми.

Глава 28.

Перескакивая из одного переулка в другой, путники под бледным светом убывающей луны спешили в то место, что Том называл домом. Софи было страшно остаться одной на дороге, что в окружении сумерек зловеще уходила в чернь, сливаясь с темнотой подземных переходов и метро, где прятался кто-то. Но Томас знал такие пути, что не успела она и опомниться, как все трое оказались у ряда многоэтажек, что граничили с потерявшим свет парком. Запрыгнув в подъезд, в сумраке которого мог ориентироваться только он, парень отпер одну из квартир второго этажа.

– Ну, вот мой дом. – Том мигом залетел в квартиру, попутно подбирая какие-то вещи с пола. – Проходите, не стесняйтесь. – Он втолкнул гостей в дверь и тут же её закрыл. – Раньше мы жили здесь с папой, пока ему не приказали ночевать в церкви, а то, видите ли, простые люди не согласны начинать молитву без него, так что теперь это исключительно моя берлога. – Юноша важно прошёлся вперёд по широкой комнате и плюхнулся в кресло, явно гордясь количеством своих необычных приобретений.

Груды комиксов и журналов, неаккуратно сваленных на полу, подпирали автоматы со жвачкой, что когда-то сторожили супермаркет. Пустые банки из под содовой и упаковки снеков скрывали ковёр, усыпанный наборами конструкторов и головоломок, с которыми Том коротал время в квартире со спёртым солоноватым запахом, что он уже не замечал. Этот вид сказал Софи обо всём, о чём она лишь догадывалась. Пока остальные ломали голову над тем, как им прожить очередной день, Том прожигал юность в окружении тех марок и цен, что в обычной жизни себе позволить не мог. И как бы Софи не было стыдно от подобных мыслей, с этот момент она сильно позавидовала ему, смотря на всю ту ерунду, что он стащил себе под крышу. О, Софи бы всё отдала за то, чтобы утонуть в той беспечности, что Том приберёг для них в этом доме.

– Хотите есть? Я могу вас накормить. – Парень отрыл холодильник, и из него лавиной посыпались банки и склянки, так и наровясь попасть кому-нибудь по голове. Это так сильно рассмешило Оли, что он весело захлопал в ладоши и вдруг схватил что-то с полу.

– Огурцы! – удивлённо воскликнул мальчик, не видевший такой роскоши уже несколько месяцев. – Софи, можно? – от нетерпения он не мог устоять на месте, путаясь под ногами подруги, что уже изнемогала от голода.

– Ну, если Том разрешит. – Нерешительно протянула она, одновременно и сгорая от желания наконец-то поесть, и сомневаясь, стоит ли вообще давать шестилетнему ребёнку солёные огурцы.

– Конечно можно! Вы – мои гости, и покуда я не рехнусь, всё тут в вашем распоряжении! – Томас бодро принялся готовить сам не зная что, уже предвкушая пир, который устроит своим новым друзьям. Ему знатно наскучило ужинать в одиночестве, потому в этот раз выложился он на полную.

Достав из своих секретных мест сок, лимонад и даже пиво, Том разложил на столе кучу бутербродов с сыром, помидорами и всем прочим, что нашёл в ящиках. Даже в своих самых смелых мечтах Софи и не смела не представлять, что однажды попробует самый дорогой коктейль в своей жизни в прикуску с салями, вкус которого больше не чувствовала. Но она продолжала есть, лишь бы набить ноющий желудок, под присмотром неутомимо наблюдающего за ней Тома, что с радостью перенимал их аппетит и с большой охотой подражал Оли, что изголодался по чему-то кроме фасоли и гороха.

– Может, хотите во что-нибудь поиграть? – Спросил он, когда заметил, что друзья стали медленней метаться по столу. – А я могу вам рассказать что-нибудь. – Добавил он вскинув брови, намекая девушке, что самое интересное оставит на десерт, когда малыш уснёт.

– Да! Я хочу! – со счастливой улыбкой заявил Оли, облизывая пальцы и качаясь на стуле. – Можно я буду водить?

– Нет, но ты можешь ходить первым. – Томас достал из под стола настольную игру. – И ещё бери фигурку, какую захочешь. – Он вывалил из коробки кучу фишек и карточек, попутно объясняя правила игры, в которые мальчик старательно пытался вникнуть, хоть и большая часть зачарованных слов ему была незнакома.

Мальчики до того увлеклись игрой, что даже не заметили то, как один раз пропустив ход, Софи выбыла из схватки, и не планируя в неё возвращаться. Сомнения, страх и тревога спутались у неё где-то в горле и жгли под рёбрами до того сильно, что она всё больше жалела о выбранном пути. Но у неё не было выбора. Еды совсем не осталось, идти пешком до первого, последнего Кольца, предстояло не меньше недели, а самой нести Оли она больше не могла. Её руки неустанно тряслись, шрамы пульсировали, а голова