– Я очень ценю твое желание утешить меня. – Она в отчаянии тряхнула головой. – Но я проявила себя так, будто не имею ни малейшего представления о медицине и о том, как вести себя с больными.

– А я знаю китайцев лучше, чем ты. Высокомерие и спесь – их главные особенности. В глубине души каждый китаец убежден, что их культура выше всех других. Ты даже не представляешь, на что они способны, кичась своей культурой! – В глазах Джинкима сверкнули искорки злобы, будто сию минуту он готов задушить первого встречного китайца.

– С самого начала они решили сбить тебя с толку. Все хорошо продумали. Ли Мубай чуть было не скомкал их план. Не знаю, заметила ли ты, но вызвали его не случайно. Это все устроил Ло Ханчен. Я видел, как он шептался с этим мальчишкой. – И он смачно сплюнул. – Привязать бы этого старикашку за бороду к седлу моего коня и протащить через весь Тайту – попугать людей.

Беатриче устало кивнула:

– А что толку? Ты вырвал бы ему все волосенки, не успев сесть на лошадь.

Они обменялись взглядами – и вдруг дружно рассмеялись.

– Ты права. У Ло Ханчена волос не больше, чем у старой бабы. Надо придумать что-нибудь получше. Ну а ты? Что будешь делать?

– А что мне остается? Пойду лягу и постараюсь все забыть. А уж потом решу, как вести себя завтра.

Джинким решительно замотал головой.

– Нет, не делай этого! Нельзя, чтобы ты еще раз испытала это позорище! Это вредно для тебя и твоего… – Он замолчал, смущенно опустив глаза. – Сегодня же поговорю с братом и попрошу освободить тебя от этой работы.

Беатриче чуть было не поддалась искушению послушаться Джинкима. С одной стороны, хорошо бы не встречаться больше с этими надменными, несимпатичными людьми, но с другой… Как даже смотреть на себя в зеркале, если струсишь от такой ерунды? «Не прячь голову в песок!» – велела она себе. И твердо отказалась:

– Нет, только не это!

Джинким с удивлением взглянул на нее:

– Но почему? Я уверен – тебе нечего бояться Хубилая, он все поймет. В некоторых вопросах он, может быть, и не всегда умен. Наши мнения часто расходятся. Но у него, поверь мне, большое сердце.

Беатриче покачала головой:

– Дело не в этом, а… как бы правильнее выразиться… в гордыне. Моему самолюбию нанесли удар, и я не могу с этим смириться. Не выношу, когда меня пытаются запугать высокомерием и хамством! – Остановилась, почувствовав, что излишне горячится, помолчала немного. – Кроме того, я знаю, что допустила ошибки, и хочу их исправить. В конце концов… – она подняла голову, – мне жаль больных. Я врач, давала клятву Гиппократа – сделать все, что в моих силах, чтобы помочь больному. И от этой клятвы меня никто не освобождал. Я знаю, на что способна. Я хороший хирург и умею делать то, о чем эти трясущиеся старцы представления не имеют. Вместе мы могли бы помочь этим беднягам. – Она снова сделала паузу и невесело улыбнулась. – Кроме того, хочу доказать этим заносчивым дубоголовым старикам, что истина доступна не им одним, – и за пределами их Поднебесной есть люди не глупее их.

Он очень внимательно и с уважением смотрел на нее, и на губах его играла добрая улыбка:

– Это слова борца. Ты говоришь моими устами. Клянусь – буду помогать тебе во всем, поддерживать тебя, насколько это мне доступно! – Он взял ее руку и пожал.

Ладонь у него жесткая, сильная, мозолистая и шершавая, по-видимому, от рукоятки сабли и от поводьев лошади.

«Удивительно, но этот монгол может быть мягким и добрым», – думала Беатриче, глядя в его горящие, зеленые кошачьи глаза так, словно видела его первый раз. Интересно, он женат?

Внезапно ей стало стыдно за себя. Не исключено, что дело в гормонах, – это они так изменяют психологию женщины во время беременности. Вероятно, атавизм, пережиток каменного века: беременная женщина нуждалась в мужчине, чтобы тот защитил ее и новорожденного от хищников или самцов другого племени. Уж не угадал ли Джинким ее потаенные мысли? Он быстро выпустил ее руку из своей, резко отвернулся и сухо сказал:

– Зайдем за Маффео и вернемся домой.

– Да, здоровая мысль, – ответила Беатриче.

Конечно, она сморозила глупость, но ничего другого не пришло в голову.

Послали в сад одного из слуг, и вскоре тот вернулся с Маффео. Чтобы не зацикливаться на Джинкиме, Беатриче обратила все свое внимание на Маффео. Отдых явно пошел ему на пользу: лицо хотя и бледное, но не такое серое и осунувшееся, как несколько часов назад. Все равно, завтра же надо поговорить с Ли Мубаем – пусть им займется.

Обратный путь проделали неторопливо. Джинким проводил их прямо до дверей покоев. К удивлению обоих, здесь ожидал Марко. Стоял, подчеркнуто небрежно опершись о стену: ему бы современную европейскую одежду, солнцезащитные очки и сигарету в зубах – вот и герой фильма об итальянской мафии.

Беатриче, как ни странно, совсем не обрадовалась этой встрече. «Сегодня плохой день», – решила она, чувствуя, что разболелась голова. Джинким тоже напрягся, а Маффео глубоко вздохнул. Ни тот ни другой, кажется, не обрадовались появлению Марко.

– Добрый день, Марко! – приветствовал его Маффео без особого восторга. – Что ты здесь делаешь?

Тот вытер лицо платком, обронил его на землю и, отделившись от стены, мягкими, элегантными движениями хищника двинулся им навстречу.

– Дядюшка, рад видеть вас в добром здравии! – И ухватил Маффео за руки, словно не замечая его холодности.

А может быть, и правда не заметил. Или самомнение его так велико, что он выше всяких предрассудков.

– Я беспокоился за вас, дорогой дядя. Заходил к вам, и слуги мне сказали, что вы отправились в лечебницу.

– Да, мы были там по поручению благородного Хубилай-хана, – ответил Маффео, – но не затем же ты пришел, чтобы справиться о моем здоровье?

Марко засмеялся, и смех его звучал так обольстительно, что у Беатриче пробежала по коже волнующая дрожь – так дрожат пузырьки пенящегося шампанского в драгоценном хрустальном бокале.

– Вы правы, дядюшка, – ловите меня на слове! – весело отозвался он, поклонившись. – Интуиция вас не подводит. К своему стыду, должен признаться, что не только забота о вашем здоровье привела меня сюда. На самом деле я пришел засвидетельствовать свое глубочайшее почтение очаровательной даме. Приветствую вас, досточтимая Беатриче! – Повернулся к ней, решительно взял ее руку и поднес к губам.

Вновь она почувствовала его легкое дыхание. Но одновременно с этим услышала странное шипение, что привело ее в замешательство. Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, что этот звук исходил не от Марко, а от Джинкима. Злится, наверное, что не с ним первым поздоровались. За сегодняшний и без того тяжелый день еще один удар для Джинкима.

– Надеюсь, я не помешал, – продолжал Марко, обволакивая ее улыбкой.

Да, улыбка у него без преувеличения неотразимая. «Почти неотразимая», – отметила про себя Беатриче: на сей раз пульс ее не частит, а по коже не бегают мурашки.