– Проклятие, у него развился клапанный пневмоторакс! – вырвалось у нее.

В определенных случаях это может привести к смертельному исходу.

«При таком пневмотораксе счет идет на минугы…» Эта фраза из учебника хирургии крупными буквами всплыла у нее перед глазами.

В больничных условиях это рутинная операция, которую она может провести с закрытыми глазами: наложить дренаж, подключить отсос и передать больного в руки анестезиологов в интенсивную терапию.

Но что делать здесь, в средневековом Китае? Человек умрет у нее на руках… Что может быть страшнее для хирурга в любом уголке земли, чем morte in tabulam – смерть на операционном столе?! От одной этой мысли ей стало дурно.

– Что? Что ты сказала?.. – Толуй глядел на нее непонимающе.

– Ничего. Мне надо действовать быстро, иначе он умрет… – Она беспомощно провела рукой по волосам.

Как снять давление, которое нарастает в груди больного и с каждым новым вздохом все сильнее сдавливает сердце и легкое?..

«Господи, помоги – подскажи, что мне делать!» – молилась она. Вдруг взгляд ее упал на тонкую бамбуковую трубку, которую больной использует как соломинку. Трубка твердая – почти такая же твердая, как стальная игла. Вчера она как раз укололась такой…

Беатриче взяла в руки трубку: вообще-то она толстовата, с карандаш, но ничего другого под руками нет. Да и времени почти не остается…

– Толуй, у тебя есть нож?

– Да… а зачем?

– Не спрашивай. Обрежь конец трубки и заточи его как можно острее! Поживей!

Толуй больше не задавал вопросов – изо всех сил старался заострить трубку охотничьим ножом так, как она сказала.

Когда он закончил, Беатриче буквально вырвала трубку у него из рук. Больному так плохо, что в любую минуту он может впасть в кому. Этого нельзя допустить!

– Раздобудь кусок кожи, или свиной пузырь, или еще что-нибудь в этом роде! И иголку с ниткой! – скомандовала она Толую, ощупывая грудь больного в поисках подходящего места для прокола.

– Второй сегмент межреберного пространства, медиоклавикулярная линия… – бормотала Беатриче медицинские термины как заклинание, словно это помогло бы ей найти под толстым слоем жира нужную точку между ребер.

Толуй перевел ее команду одному из слуг, а сам остался рядом с ней. Слуги обступили ее со всех сторон, а пациенты вытянули шеи. Краем глаза Беатриче заметила, что Ло Ханчен и его сотоварищ тоже подошли ближе, заглядывая ей через плечо. Никто из присутствующих не хотел пропустить мифического зрелища…

Наконец Беатриче нашла, что искала, – пространство между вторым и третьим ребрами. Взяла в руки бамбуковую трубку. Толуй постарался: трубка достаточно острая. Она надеялась, что самодельный хирургический инструмент выдержит. Набрала воздуха и проткнула грудь китайца…

Слуги вскрикнули от ужаса и отпрянули… Ло Ханчен позвал стражника.

Пациенты, не понимая, что происходит, кричали наперебой. Топчаны сдвинулись в одну кучу, все, кто чувствовал себя мало-мальски сносно, повскакивали с коек, пытаясь убежать. Поднялась сутолока, как при землетрясении.

Но Беатриче лишь смутно осознавала, что происходит вокруг. Ее интересовало только одно – слабое шипение, с которым скопившийся в груди воздух выходил по бамбуковой трубке наружу… Подбежал слуга, которого Толуй послал за нужными материалами.

Среди принесенного Беатриче отобрала свиной пузырь, наверное, молодого поросенка и попросила у Толуя нож. Срезала две трети пузыря и проколола в нем отверстие. Потом как можно крепче привязала пузырь к бамбуковой трубке, чтобы получился клапан – он снимет давление в грудной клетке, когда больной сделает вдох. С облегчением увидела: вены на шее постепенно опали, а губы слегка порозовели… кризис миновал! Больной успокоился, даже открыл глаза и, кажется, с благодарностью смотрит на нее…

– Это чудо… Ты спасла ему жизнь! – восхищенно проговорил Толуй, с интересом наблюдая, как свиной пузырь наполняется воздухом при вдохе и съеживается при выдохе.

Беатриче покачала головой, с неохотой сдерживая восторг молодого человека.

– Нет, ты ошибаешься, Толуй, сейчас я только отвела смертельную угрозу. Мы еще не дошли до вершины горы, как говорят у нас на родине. Но мы выиграли время. Теперь обдумаем, что делать дальше. – Она поднялась.

Сейчас, когда опасность миновала и гормоны стресса пошли на убыль, она вдруг почувствовала страшную усталость, как часто бывает у врачей, имеющих дело с травмами.

– Толуй, останься, пожалуйста, при больном! Смотри, чтобы верхняя часть туловища была приподнята. Я скоро вернусь – выйду на минутку в сад. Если ему станет хуже – сразу позови меня!

Слуги и пациенты почтительно расступились перед ней, глядя на нее, как на сказочную фею, только что на их глазах совершившую волшебство. Во взоре молодого врача, который работал сегодня с Ло Ханченом, нескрываемое восхищение, он даже поклонился ей. Только сам Ло Ханчен, по-видимому, придерживался другого мнения – глаза его горели ненавистью.

Совершенно вымотанная, Беатриче брела по саду во внутреннем дворе лечебницы. Только сейчас она осознала истинные масштабы этого грандиозного сооружения: площадь двора никак не меньше нескольких сот квадратных метров.

Пораженная невиданной красотой, она застыла в изумлении. Сад этот – настоящий рай, не каждому смертному дано сюда входить. Он производит магическое впечатление. Вокруг не видно ни одного стражника…

Она решительно шагнула в причудливые ворота, словно получила высочайшее позволение императора.

Медленно шла Беатриче по дорожкам, посыпанным измельченной древесной корой, рассматривая все вокруг.

Повсюду возвышаются глыбы темно-серого гранита, поросшие мхом и карликовыми соснами; по светлой гальке струятся ручейки, впадая в два озера с прозрачной, чистой водой, где плещутся золотые рыбки и неспешно плавают черепахи. По всему двору расставлены коричневые, красные, синие и зеленые вазоны изумительной красоты с высаженными в них деревьями – и хвойными, и лиственными, – похожими на японские карликовые деревья бонсай. Но эти деревья выше и гуще.

Ей вспомнились три бонсая у Маркуса: редкие породы, подаренные ему японскими партнерами по бизнесу. Он тщательно ухаживал за ними: менял землю, сдувал с них каждую пылинку, как со своих дорогих ботинок. И каждый раз пытался объяснить ей философию, таившуюся в таком деревце.

Но ее всегда коробило, когда он, вооружившись ножницами и проволокой, приступал к обрезке растений, придавая им формы в соответствии с идеями дзен-буд-дизма. Эта обрезка была в ее глазах чистым насилием над природой. Здесь же, в саду, если и чувствовалось вмешательство человека, то бережное, деликатное. В форме этих деревьев ни малейшей искусственности – возникает полное ощущение, что такими их создала сама природа.

К одному из водостоков подвешена конструкция из металлических палочек: при порыве ветра они слегка колышугся, издавая тихие, ласкающие слух звуки.