Почему я остаюсь здесь, когда наш повелитель ушел на тот свет? Как я могу служить его сыновьям, распространяя эту ложь?

Канако сочувственно склонила голову.

– Твое предназначение – служить моей семье. Служить новому императору так же, как и моему сыну. Это твоя клятва. Твой путь воина.

Черты лица самурая потеряли некоторую строгость. Затем они зачахли еще больше. Пока края его губ не опустились в поражении.

Канако сделала успокаивающий вдох. В результате ее улыбка стала мирной.

– Я хочу поблагодарить тебя, Нобутада-сама, – произнесла она.

Он кивнул, и скучающая покорность отразилась на его лице. Как будто ему давным-давно было известно, что его держат за дурака.

Она продолжала:

– Я знаю, как трудно тебе было отказаться от своей преданности даймё ради служения своему императору, но обстоятельств невозможно было избежать. Мы должны продолжать делать все возможное, чтобы защитить империю и семью, лежащую в ее основе. Особенно после того, как наш прежний император был убит в собственном саду – в стенах собственного замка. Мы знаем, что никому нельзя доверять. В том числе и твоему господину, Хаттори Кано.

Самурай снова кивнул.

Но Канако слишком хорошо знала, что ее слова больше не укореняются в его разуме. Его сознание перестало быть податливой вещью, которую она могла подчинить своими силами. В последнее время могущество ее магии быстро бледнело, и ей пришлось потратить на Хаттори Кэнсина гораздо больше сил, чем она ожидала.

Канако подняла глаза.

– Я прошу прощения, Нобутада-сама. За это и за многое другое.

Еще до того как слова сорвались с губ Канако, магия хлынула из нее, нанеся ему тупой удар в грудь. Он резко задохнулся, когда воздух вылетел из его горла, и его тело отлетело назад, упав, как мешок с рисом.

Неэлегантно, но необходимо.

Канако нужны были податливые умы. Умы, которым не хватает убеждений. Не хватает цели. Умы, как у покойного императора. Как у людей из кланов Акэти и Ёсида. Правда, господина клана Сугиура оказалось подчинить сложнее, но даже он в конце концов пал. Ей нужен был разум, какой был у Кэнсина в тот день на поляне у таверны. Когда он убивал по ее указке, не задавая вопросов.

Нобутаде больше нельзя было доверять.

Канако требовалось слишком много сил, чтобы покорить сопротивляющийся разум. Это затрудняло возможность сделать что-то еще. Делало ее слабой. За сегодняшний вечер это был второй разум, который она должна была подчинить. Но Канако могла спокойно оставаться в этом бесцветном мире, пока ее силы не восстановятся. Она не хотела убивать Нобутаду. Пока нет. Для всех них станет потерей, если у империи больше не будет такого прекрасного воина, служащего ее делу.

Поэтому она использовала все свои оставшиеся силы, чтобы разрушить разум Нобутады. Уничтожить каждую частицу сопротивления, найденную внутри. Когти ее лисьей формы вонзились ему в грудь, пронзили его сердце, вцепились в его разум. Это было не так сложно, как с Асано Цунэоки той ночью в крепости Акэти. У мальчишки тоже были свои силы. И это вынудило ее отступить, прежде чем она смогла захватить твердый контроль. Но все же она нашла там нечто полезное, скрытое под его убеждениями.

Мужчины с убеждениями надоели ей больше всего.

Канако прорывалась в сознание Нобутады, пока в нем ничего не осталось. Затем она вернулась обратно к себе, ища свою суть, возвращаясь в свою человеческую форму.

Сначала она не смогла удержаться на ногах. Она упала на колени, хватая ртом воздух.

Часть ее тревожилась, что она слишком истончила себя. Те долгие ночи, захватившие столько умов в восточных землях империи, нанесли ей тяжелый урон. Крошечные зеркала вдоль границы бесцветного мира засверкали, словно по ним пробежался порыв ветра. Мерцая, они взметнулись в воздух, принимая формы потусторонних бабочек. Они расцвели и собрались в опустошенные оболочки человеческих существ. Словно тени людей.

Повсюду вокруг Канако были истинные души разумов, которые она украла у народа Ва. Тех, кто пребывал в постоянной агонии, ожидая судьбы, которую не могли предсказать. Канако с трудом поднялась на ноги, она задыхалась, а в глазах темнело. Она протянула руку, пытаясь за что-то ухватиться. Чтобы удержаться на ногах.

Она провела годы жизни, тихо принимая насмешки. Спокойно терпя дурное обращение со стороны придворных дам, которые следовали за этой императрицей-стервой, как утята через пруд. Она не говорила ничего, когда они унижали ее. Не делала ничего, только лелеяла свою ненависть в холодном молчании.

Однако Канако видела, что императрица Ямото Гэнмэй сделала той ночью у павильона любования луной. Как она убила императора, чтобы защитить свое и сына положение. И Канако продолжит отделять части от остатков ее силы, пока та не сойдет на нет, если благодаря этому она сможет покончить с этой женщиной и ее властолюбивым сыном.

Если благодаря этому Канако сможет увидеть своего красивого Райдэна на Хризантемовом троне, тогда эта цена не слишком высока.

Нобутада поднялся, его взгляд был диким, а рот приоткрыт. Если бы он мог издавать звуки, Канако была уверена, что он бы кричал от ужаса. От потери. Она дождалась, пока его истинная душа отделится из тела, превратится в серебряную бабочку и усядется на границе полумира, а ее крылья станут еще одним мерцающим зеркалом тьмы и света.

Вымученная улыбка

Марико, улыбаясь, стояла в кругу нежных цветов, пока придворные дамы осыпали ее лестью. Шептались о ее предстоящей свадьбе. Вслух удивлялись тому, как ей повезло стать частью императорской семьи.

– Я слышала, что принц Райдэн – лучший наездник в ябусамэ, – сказала одна девушка, шагая вдоль цветущей живой изгороди в самой красочной части императорских садов.

Другая рассмеялась в ответ:

– И самый красивый.

– А вот меня совершенно не волнует его внешность, – заявила третья девушка. – Он богат и силен, и лишь эти два качества важны для меня в муже.

Они говорили достаточно тихо, чтобы сохранять видимость приличия.

Но достаточно громко, чтобы их услышали.

Они продолжали свою болтовню, пока ее нестройная мелодия не переросла в постоянный гул. Марико заставила их слова слиться воедино. Ей отчаянно хотелось сбежать от них и побродить по саду в одиночестве, чтобы хоть мгновение провести наедине с собой. С тех пор как было объявлено о дате ее свадьбы с принцем Райдэном – всего через два коротких дня, – ее со всех сторон осаждали вопросами и восклицаниями.

Первой, кто нашел оправдание этой неуместной свадьбе так скоро после смерти прежнего императора, была одна пожилая дама:

– Возможно, и