И Колесничиха перестала лупить Андрюху так, что опята с него гроздями сыпались. Яростно двинулась она в сторону кощееву, обвиняя в том, что с появлением его в доме настал беспорядок и ситуация антисанитарная. А надо всем этим ворон черный кружил и смеялся, издеваючись.

Но и Кощей был не лыком шит. Ударился он оземь и превратился в носатого, клювастого попугая экзотического, чем самого себя удивил немало. Однако, делать было нечего, в этом виде надобно биться было.

И махнул он крылом налево — все девицы наземь пошлепались, вывернув ноги коленками вострыми вверх, и превратились все в жаб разноцветных, губастых, грудастых. Запрыгали они по асфальту, злобно квакая, и Генка из свиты кощеевой, придя в себя, смыл их всех из шланга дворничьего в лужу черную, под мостками хлипкими. Посмотрел на них Кощей — и заплакал от жалости. Ведь помрут этак зверушки несчастные. Язык за комариком меж дутых губ не пролезет, резиновые жабьи сиськи потонуть-спрятаться в воде не дадут. Так и будут плавать, бедные, лапами в воздухе размахивая, пока не растерзают их звери лютые. Вон Андрюхин толстый пес, например. И махнул Кощей правым крылом — снова жабы перекинулись в девиц красивых, только молчаливых, с вытаращенными от страха глазами. Долго еще девицы в себя приходили, коленками вверх в полыни лёжучи.

И двинулась страшная Колесничиха, понося Марьванну словами противными, и грозилась в дом к ней влезть да в кастрюльки наплевать. Что красоту и здоровье ее порушить в виде мести якобы праведной и справедливой. Но не зря Жижа из болотца своего наблюдала за побоищем лютым. Все ж желание стать человеком, полезным обществу, крепко засело в душе ее. Хоть не телом, так делом! Выползла она на мостки, скользким пузом чавкнула и бросилась под ноги Колесничихе как Анна под поезд, бесстрашно и без оглядки!

И поскользнулась Колесничиха на Жиже болотной, ногами в Жиже запуталась да и сверзилась в болото с жирным чавканьем!

— Ира! — вскричал поганочный Андрюха, тотчас забыв о всех разногласиях, бросаясь к тонущей в ряске, как «Титаник» во льдах, Колесничихе. — Ты не ушиблась?! Кости целы?!

— Андрю-ю-юша, — стонала угасающим голоском Колесничиха, махая вокруг себя руками словно в беспамятстве. За эти-то скользкий руки ее и ухватил небрезгливый Андрюха и потянул павшую женщину из болота как бегемота. — Спаси-и-и-и меня…

А меж тем под тучами фиолетовыми, в громыхании грозы сходились два черных властелина, ворон-Кацман да Кощей-попугай. Они кружили друг против друга, так и норовя долбануть клювом вострым или когтями поцапать стальными. И струя, данная Генкой из шланга поливочного, злого ворона Кацмана не напугала и не достала даже.

Садилось солнце, шумел дуб. Орали птицы.

Вдруг ни с того, ни с сего взбрыкнул шланг поливочный в сильных руках Генки, пеной морской ливанула вода к корням дуба. Запахло бризом, солью и водорослями, загрохотало в почерневшем небе, показывая, что основной ужас на подходе, и из образовавшегося непостижимым образом прилива, в чешуе, как жар горя — нет, нет, не богатыри, а Марья Моревна, брякая снаряжением, с водопадами, скатывающимися с ее могучих плеч, шагнула в действительность.

Повисла тишина оглушительней, чем над Америкой, в сторону которой летела ядерная ракета от враждебной Империи Зла СССР.

Марья Моревна тяжело дышала после длительного подводного заплыва без акваланга. Но это упражнение не отняло у нее слишком уж много сил, а потому все от нее попятились, нутром чуя, что эта суровая женщина-военный сейчас будет раздавать всем заслуженные призы и звания по справедливости. Генка, отслуживший в рядах доблестной армии, выпустил брыкающийся шланг и отдал Марье Моревне честь, опознав в ней ажно целого полковника.

— А кто будет подполковником, — тяжелым голосом зловеще пообещала Марья, обводя собравшихся недобрым взглядом, — мы сейчас узнаем.

Серьезная, но влюбленная женщина с надеждой во взоре разыскивала меж незнакомых ей лиц Кощея Трепетовича — и не находила. Но в том, что он был здесь, Марья была полностью уверена: всюду хаотично валялись девы, пахло дракой. А Кощей всегда отличался небережливым отношением к ресурсам…

— Где Кощейка мой? — деловито меж тем осведомилась Мария в погонах, стаскивая с рук тяжкие боевые рукавицы.

— Не твой, а мой! — проорала гневная Марьванна, высовываясь из окна.

Марья Моревна глянула в сторону соперница, нахмурила мощные надбровные дуги, закусила губы алые. Ревность терзала ее сердце, истосковавшееся по любви и ласке, а потому хотелось лихой Марье Моревне боль и страдания причинять, большому количеству народа одновременно.

— Поубивать вас всех, штоль, — грубо и печально произнесла Марья Моревна. — Ну, ты, длинный! Говори где Кощей мой, или я голову тебе сверну! Смерть лютую свою найдешь тут же!

Генка, которого Марья обозначила длинным, судорожно сглотнул и начал мысленно молиться.

— Да вон же он, в ветвях дубовых скачет! — проорала голосом человеческим неуемная Жижа, жаждя спасать и защищать.

Туго соображающая Марья Моревна подняла голову к солнцу и прищурила глаз.

В ветвях дубовых сидели огромный попугай и перепуганный смирный ворон в золотой массивной короне. Но попугай был сине-зеленый и сливался с листвой, а значит, Марья увидела только ворона. И так как Кацман был больше похож на Кощея, чем сам Кощей, все пристальное внимание Марьи сосредоточилось на нем.

— Поди сюда, кому сказала, — суровым голосом произнесла Марья. — Сам спустись, а то хуже будет!

Но побледневший от ее слов ворон прикрылся крылом и спускаться нипочем не хотел.

— Ты, длинный, — снова пристала Марья к Генке, стоящему по стойке «смирно», — а ну, полез на дерево и ворона мне снял! А то голову оторву. Тебе.

Генка, конечно, не полез. Не то, что он боялся Кацмана — нет. Но и сдавать товарища, пусть и бывшего, суровому полковнику вместо Кощея тоже было как-то нехорошо. Поэтому он остался на месте, мужественно готовясь к смерти.

— Да рукавицей! — снова проорала нахальная неугомонная Жижа со своего болота. — Рукавицей его сбей! По морде, по морде ему!

Услыхав это, Кацман с хриплым карканьем снялся с дубовых ветвей и рванул со всех крыльев прочь, но тяжкая рукавица Марьи, чемпиона по броскам тяжелых предметов в цель, настигла его в полете, и он сверзился сверху и ударился с воплем оземь, потеряв птичий вид и стеная на залитом холодной водой асфальте в своем собственном, изящном и стройном теле.

Пока контуженный падением Кацман стонал и охал, Марья Моревна подбежала к своей добыче с целью надавать ему живительных оплеух. Но, увидев незнакомого человека, замерла, и некоторое время рассматривала тонкие кацмановские черты под интеллигентными тонкими очками. На ее суровом лице отразились противоречивые чувства. С одной стороны подлог был налицо, и цель ее — месть и возвращение неверного возлюбленного, — достигнута не была. А с другой стороны…

— Он мне нравится, — густым, томным и несчастным голосом произнесла Марья, покровительственно похлопав приходящего в себя Кацмана по щеке. Учуяв, чем все это может пахнуть, Кацман с воплем рванул прочь, но Марья ухватила его и закинула себе на плечи, как лисий воротник. Громко заорал в ветвях пораженный женским коварством Кощей, но дело было сделано, Марья приняла решение.