Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это убедило меня. Кивнув, я повернулся к двери, и мы оба ударили по ней мощными боевыми импульсами.
Дверь выгнулась дугой и, не удержавшись, слетела с петель, тяжело рухнув на пол. Изнутри пахнуло смрадом, словно из логова древнего чудища; по ушам хлестнул многоголосый истерический визг.
Мы ворвались вовнутрь. Какой-то человек метнулся в сторону, что-то выкрикнул — и из пола выхлестнулись острые, как копья, гибкие ветки. Со свистом кинулись вперёд, пытаясь обвить меня, но я одним махом сжёг их. Сверху на голову просыпался дождь из ярко-красных рун, но я вовремя выставил воздушный щит и разметал их. Краем глаза я увидел, как на Алдериана попытались наброситься сразу несколько фигур в черных балахонах, но развития событий я ждать не стал.
Я увидел её.
Ариадна стояла около массивного трона, на котором полулежала Фелиция, и держала руку на её лбу. То, что это была именно Фелиция, я понял, скорее, интуитивно, потому что в страшной, оплывшей, как желе, ведьме ничего не осталось от прежней рыжеволосой красотки.
Ярость захлестнула меня.
— Ах ты, тварь! — прорычал я и двинулся на неё. Фелиция взвизгнула и судорожно задёргалась, будто пытаясь отползти куда-то подальше.
— Альварес! — донёсся до меня зычный голос чернокнижника. Я не стал отвлекаться, — помни про своё обещание!
Я только досадливо дёрнул плечом. Фелиция завизжала и вдруг с яростью вцепилась в Ри, пытаясь вытолкнуть её вперёд себя.
— Не подходи, дракон! — прошипела она, — иначе ей не жить!
У меня потемнело в глазах, когда я увидел, как эта мерзкая ведьма тянет свои поганые лапы к Ри.
Я подлетел к ней и попытался оторвать её клешни от Ариадны. Ведьма утробно взвыла, начала извиваться, когда поняла, что ей не удастся выстоять против меня.
Вокруг неё вспыхнуло ярко-зелёное пламя. Оно обожгло мне руки, и они немедленно покраснели, когда вдруг его заволокло пеленой тумана. Ведьма завизжала и забилась, словно в агонии.
Я вскинул глаза и увидел Ри, которая стояла, подняв обе ладони вверх и что-то шепча. Поймав мой взгляд, она робко улыбнулась, и я вдруг ощутил прилив небывалой нежности к жене.
— Умница, — пробормотал я одними губами и улыбнулся ей в ответ.
Позади Ри вырос чернокнижник. Он прерывисто дышал, а на его лице виднелись следы копоти.
— Держи Фелицию! — коротко бросил он мне и обратился к Ри:
— Я верну вам с Альваресом ребёнка, Ариадна. Но сначала я должен проверить, как он.
Лицо Ри засветилось надеждой, и она попыталась слабо запротестовать:
— Я уже проверила, с ним всё хорошо!
— Я должен сам убедиться, — с нажимом повторил Алдериан. Он подошёл к безостановочно визжащей и изрыгающей проклятия Фелиции и положил обе руки ей на живот, придавив брыкающиеся ноги коленом.
Ведьма выгнулась у меня в руках и сделала последний страшный рывок, пытаясь сбросить руки Алдериана, но я заставил её вернуться обратно и прижал её плечи к спинке трона.
Прошла минута. Другая. Фелиция не оставляла попыток вырваться, впиваясь в мои руки то зубами, то ногтями. Магия на неё не действовала, и все обездвиживающие заклинания, что я накладывал, просто впитались в неё без всякого эффекта.
Наконец Алдериан поднял голову. Его лицо было на редкость серьёзным и выражало крайнюю степень озадаченности.
— Как такое возможно? — хрипло сказал он.
Глава 46
Иштван стоял ко мне спиной, но его слова донеслись до меня очень отчётливо.
«Не может быть!».
Не знаю, что меня испугало больше: сами эти слова или шокированная интонация, с которой он их произнёс. Меня словно пронзила молния. Забыв обо всём, я кинулась к Алдериану.
— Что случилось? С ребёнком беда?
Кажется, я не говорила, а кричала. Ну и пусть. Я была готова разнести до основания всё вокруг, если это хоть как-то поможет моему ребёнку.
Судя по застывшему лицу Рена, он чувствовал абсолютно то же самое.
— Что с моим сыном, Алдериан? — рыкнул он, и от его угрожающего голоса даже Фелиция замерла.
Иштван выпрямился. Устремил взгляд на нас обоих и поражённо выдохнул:
— Их двое.
Глаза Фелиции расширились так, что, казалось, они будто вот-вот выкатятся из орбит.
— Что? — просипела она. Мы с Реном стояли в не меньшем шоке.
— Двое? — переспросил Рен, и я увидела неподдельное изумление у него на лице. Ведьма зыркнула на него и дёрнулась в тщетной попытке вырваться, но стальная хватка моего дракона надёжно удерживала её на месте.
— Как такое возможно? — беспомощно пролепетала я и закашлялась. Вдруг обнаружила, что стою, сжимая себя пальцами за горло, и опустила руку.
В голове замелькал водоворот мыслей. Что всё это значит? Кермен-тар, наш лекарь, ошибся? Может быть, тогда я была на слишком маленьком сроке? Может…
Я украдкой взглянула на живот Фелиции. Словно почувствовав мой взгляд, на нём вспучился бугорок, в котором ясно проступили очертания крохотной ладошки. Я не выдержала и положила руку на него, впервые — пусть и не напрямую — дотронувшись до своего ребёнка.
Какого из двух?
Неважно. Они оба наши.
— А-а-а! — вдруг взвыла Фелиция и заметалась на месте. Ладошка исчезла, а лицо ведьмы побелело так, что могло соперничать с луной.
Боковым зрением я увидела, как к нам ринулся старик Мижай и ведьмы в чёрных балахонах. Они кричали что-то нечленораздельное, и Иштван, досадливо поморщившись, махнул рукой сверху вниз.
Воздух на их пути немедленно уплотнился и сгустился, и все, кто бежал, с размаху врезались в невидимую стену. Попадали на землю, беззвучно разевая рты: видимо, стена не пропускала голоса. Я попятилась, в полнейшей растерянности, не представляя, что делать.
Крики Фелиции усилились, перейдя в сплошной нечленораздельный визг. Она уже не просто металась, а билась в руках Рена, страшно разевая рот. От неё исходили волны удушающе кислого запаха, и к я ощутила приступ дурноты.
— У нас мало времени! — борясь с ней, сказала я, — нельзя дать ей родить…
— Вы правы, Ариадна, — кивнул Иштван. Кажется, из всех нас он единственный сохранял просто-таки ледяное спокойствие, — подойдите ближе и положите руки ей на живот. Альварес, держи её крепче.
— Понятно, — коротко бросил Рен, и я с удивлением взглянула на него. Он так просто выполнил просьбу Иштвана? Мой ли это Рейнольд?
Фелиция замерла, настороженно следя за моими действиями. Когда я подошла ближе, она вдруг отмерла и, запрокинув голову, издала утробный вопль, нечто среднее между волчьим воем и клёкотом огромной птицы.
— Вы все поплатитесь за это, если только посмеете сделать что-то