— И еще ваше разрешение, — напомнил я.

А Николай I расхохотался. Немного неуверенно, словно у него было не так много опыта в этом деле.

Глава 17

Николай отпустил странного капитана уже десять минут назад, но до сих не вернулся к своему привычному графику. Как же этот человек выбил его из колеи, и даже не ударом штыком или тем, что он, царь, в итоге решил отказаться от реванша и отпустил Щербачева заниматься делами. Главным, что смущало разум Николая, были вопросы. То, о чем спрашивал капитан, и о чем сам царь раньше просто не думал.

— Государь, — в комнату заглянул приглашенный Нессельроде.

Его собственный Меттерних, которого Николай в отличие от Франца-Иосифа сумел сохранить. Идеальный исполнитель, чье собственное мнение, как шутили при дворе, появлялось только после того, как он выходил из кабинета царя. Раньше Николаю это даже нравилось: он ведь самодержец, только он и должен принимать решения, не давая воли другим.

Люди ведь слабы: окажись в их власти целая страна, кто не пожертвует частью ее благополучия ради собственной выгоды? Один такой, второй, сотый — и что тогда останется? А есть ведь еще и те, кто желает добра, но при этом готов, не думая, ломать Россию по примеру других стран. И ведь даже представить не хотят, сколько крови придется пролить, чтобы смазать этот путь.

— Карл Васильевич, — царь кивнул министру. — Что вы думаете о ситуации в Европе на текущий момент?

— Англия и Франция — враги. Итальянские королевства скоро к ним присоединятся. Это плохо, но это подтолкнет Австрию, их природного противника, к союзу с нами, а тогда и Пруссия не останется в стороне. Ваше величество, вы узнали что-то новое?

— Ничего нового, но я хочу проверить наши выводы, как это делал… Неважно. Помните английского посла в Стамбуле, который прибыл туда прямо перед объявлением войны?

— Стратфорд-Редклифф? Я помню.

— Он ведь ехал в Стамбул через Париж и Вену, задержавшись по пути на несколько недель?

— Вы думаете, Англия уже тогда прощупала почву и, решив, что готова, спровоцировала войну?

— Думаю, — кивнул Николай. — И хочу понять, почему они посчитали, будто готовы. Допустим, наши успехи в Крыму выше ожиданий, но не надеялись же они легко разгромить русскую армию на Дунае.

— Вы считаете, что они могли заключить какой-то предварительный договор с Буолем? Если честно, не думаю, что Австрии подобное соглашение могло бы принести пользу.

— А если вы забудете хитрого лиса Меттерниха и вспомните, кто сейчас занимается политикой двуединой монархии? Одни, что помоложе и погорячее, считают, будто знают, как добиваться своего, лучше стариков, повидавших еще Наполеона. Другие, поциничнее и похитрее, просто готовы решать личные, в том числе и денежные дела, за счет войны.

— Но это же такие потери для страны, они должны понимать… — старик Нессельроде, который всегда считался лидером проавстрийского направления в российской политике, на этот раз выглядел растерянно и жалко. Но нет, собрался. — Государь, я считаю, что вы можете быть правы насчет Австрии, но хотя бы Пруссия, родина Александры Федоровны, останется с нами.

— Если они не поймут ошибку Австрии, — возразил Николай, и они оба разом замолчали.

Нессельроде думал о том, что уход опытных политиков сразу в стольких странах сделал Европу гораздо более диким и опасным местом. Николай же размышлял о Фридрихе и о том, как далеко тот мог пойти. С одной стороны, король Пруссии — брат Александры Федоровны, и это еще одна нить, что держит его в Священном союзе. С другой стороны, Фридрих был слаб. Создал пародию на парламент, и пусть в итоге одумался и разогнал его, но былые мысли никуда не делись. Иначе не было бы рядом с ним таких людей, как нынешний министр иностранных дел Бернсторф, ратующий за решение старых проблем с Англией.

Кстати, а не много ли подобных личностей появилось при разных дворах в последнее время?

— Карл Васильевич, а что вы думаете про череду революций 1848 года? — неожиданно спросил Николай.

— С точки зрения текущей войны?

— Да… Не кажется ли вам странным столько совпадений? Революция во Франции, и к власти приходит Бонапарт, который ради укрепления на троне готов забыть про все конфликты с Англией и стать ее пушечным мясом. Революция в Австрии… Тут мы смогли предотвратить самое страшное, но, так или иначе, Меттерних ушел, а сменивший его Буоль почти сразу повернулся к нам спиной, — Николай сжал кулаки, вспоминая казнь бунтовщиков, которым его именем обещали жизнь. — Дальше — волнения в Турции. Мы снова помогли, решив, впрочем, что это знак близкого падения, а на самом деле это был просто удар кнутом, чтобы напомнить Порте, кто ее истинный хозяин.

— Ваше величество, вам не кажется, что вы преувеличиваете?

— Преувеличиваю? А ты помнишь, как турецкие министры толпились в кабинете Стратфорда, стоило англичанину только приехать? Меншиков ведь отмечал это, но мы все решили, что это привычный для Турции поиск спонсоров и новых взяток.

— Возможно, но стоит ли подводить все под одну линию?

— Пруссия, — Николай не ответил, а просто продолжил размышлять. — Фридрих разогнал свой парламент, но часть его лидеров сохранил. Какие у них сейчас отношения с Австрией?

— Вена ведет переговоры, чтобы узнать, готов ли Берлин пойти под их знамена единых германских племен. Я думаю, это способ для Франца-Иосифа обойти свои финансовые проблемы, довести размер армии до трехсот тысяч и стать полноценной стороной конфликта. Сейчас ему приходится учитывать интересы Франции, но, став сильнее, наш союзник сможет показать себя и вернуть долг.

Николай покачал головой.

С одной стороны, в словах Нессельроде был смысл. В октябре Вена и сама по себе пыталась увеличить армию до трехсот тысяч, но этот план продержался ровно четыре дня. Потом стало понятно: с той дырой в финансах, что сейчас у них была, о подобном