– Вот тебе мой тулупчик, ты его наизнанку выверни, а на всю голову шапку меховую с прорезью для носа и глаз натяни, дождись мужа пьянющего да и давай его дубиной охаживать. А как спросит он, кто, мол, это его так привечает, ты отвечай один вечер «дед Пихто», а на другой вечер – «конь в пальто».

Женщина обомлела:

– Да что ты, бабка, Бог с тобой, что ты несешь-то? Я его заговаривать прибежала, а ты меня колотить его учишь. Я это и без тебя умею.

– Ничего ты не умеешь. Умею! А у самой не то что барахлишко, мужика чуть не унесли, даром что никудышный. Видать, не запона-добился никому, а то б ты его как свою перину видала. Его кто хочешь, куда хочешь тащи, он лыка не вяжет. А ты говоришь, умею. Делай, как велят, опосля разговоры разговаривать будем.

Помялась женщина у бабкиного порога, повздыхала, ничего больше не дождалась и домой припустила. Быстро обернулась, муж еще спал. Она тулупчик в сене спрятала и стала вечера ждать. Вот, как ему положено, потащился мужик в кабак. Как уж он там изловчился, чтоб ему наливали, но напился он изрядно. Идет, ноги заплетаются, луна троится, и все тени чьи-то перед глазами мелькают. Свернул в какой-то переулок, а куда тот ведет и зачем он свернул, и сам не знает. И вдруг откуда ни возьмись, «оно» и появись… Чудо-юдо! И так начало его живо окучивать со всех боков, что у него, хоть и сильно пьяный был, искры из глаз посыпались и хмель частично прошел:

– Ты с ума, что ли, сошел, откуда ты взялся? – закричал наш бедолага, уворачиваясь безуспешно от дубинки. – Кто хоть ты такой?

– Кто-кто, дед Пихто, – прошипело чудо-юдо, отвесило мужику в бок еще пару тумаков и исчезло.

Как бедняга домой пришел, он и сам не знал. Жена спала, пожалиться некому, а утром он подумал, вдруг это ему по пьянке привиделось, и промолчал. Но бока болели, значит, вроде и не привиделось. На следующий вечер он пошел из кабака другой дорогой. И снова откуда ни возьмись чудо-юдо и давай мужика охаживать дубиной.

– Да кто ты? – взмолился несчастник.

– Кто-кто, конь в пальто, – ответило чудо-юдо и, подбавив еще ему тумаков, исчезло.

И опять повторилась вчерашняя история. Жена уже спала. Кряхтя и стеная мужик подлег к супруге, но будить, зная ее крутой нрав, не стал, а утром снова промолчал. Она, на него не глядя, гремела у печки кастрюлями – верный признак, что не в духе, а к ней под горячую руку лучше не лезть – себе дороже будет.

С тех пор так и повелось: какой бы дорогой мужик ни шел, чудо-юдо его везде найдет и отделает, как Бог черепаху, еле тот на карачках домой доползет. И как мужик ни допытывался, кто же это (тогда б узнал, за что хоть бьют), ему говорят:

– Какой день сегодня?

– Понедельник, – еле вспоминает бедолага.

– Дед Пихто, – уверенно отвечает чудо-юдо.

На другой день снова мужик вопрошает, увертываясь от тумаков:

– Да кто ты, в конце концов?

– Какой сегодня день? – деловито охаживая его дубинкой, спрашивает чудо-юдо.

– Вторник, – с надеждой лепечет мужичонка.

– Тогда конь в пальто, – следует ответ.

Долго ли, коротко это продолжалось, но тут как-то поутру супружница, подозрительно всматриваясь в него, спрашивает:

– Чегой-то у тебя синяки на морде, дорогу что ль домой не видно, фингал освещает?

– Дура ты неумытая, – отвечает нежный супруг, – нет бы спросить мужа, что, мол, у тебя личность цвет изменила, так нет, морда, видите ли. У самой-то что? Вовсе харя поросячья кирпича просит.

– Поговори у меня, – замахнулась любящая жена сковородкой, – вмиг блин сделаю, так тебе и морда за счастье покажется.

В общем, пообщались с добром и любовью супруги в такой манере с полчаса, потом мужику лаяться надоело, он и говорит примирительно:

– Сам ума не приложу, за что меня каждый вечер охаживает он дубиной, вот привязался!

– Да кто охаживает-то, кто привязался?

– А какой сегодня день? – спрашивает мужик.

– С утра пятница была.

– Конь в пальто, – покумекав что-то, уверенно говорит мужик.

– Совсем сдурел, – снова замахнулась на него жена, – еще и дразнится. А позавчерась-то кто был?

– Дед Пихто, – еще увереннее отвечает муж.

– Ну скаженный, точно сейчас прибью. Он же еще надо мной и издевается. Я его честью спрашиваю, кто тебя каждый вечер так ублажает, а он мне шутки шуткует. Шутник нашелся. Щас врежу – все шутки сразу кончатся.

– Э, э, поосторожней, – отодвинулся от нее на всякий случай нежный супруг. – Я не шучу вовсе.

– Сегодня тоже бить будут? – заботливо спросила любящая жена.

– Наверно, – обреченно вздохнул муж.

– Да кто хоть?

– Сегодня у нас суббота?

– Ну?

– Дед Пихто, – не задумываясь отрапортовал мужик.

– Ну, гад, все, теперь точно тебя убью, – проворковала жена, уперев руки в боки и скалой надвигаясь на забившегося в угол мужа. – Если сегодня не скажешь кто, домой не являйся – сразу в психушку сдам. Доколь надо мною измываться будешь?

Ни жив ни мертв, сливаясь с забором, крался вечером мужик домой, он даже и напился не так, как раньше: чудо-юдо появилось в назначенное время, в назначенный час. Едва только дубинка опустилась на бедолагу, тот заорал благим матом:

– Да кто ты, откуда взялся на мою голову?

– А какой день сегодня?

– Суббота.

– Конь в пальто.

– Дед Пихто, – сноровисто увертываясь от ударов, поправил несчастник. – Конь в пальто в воскресенье.

– Точно, совсем старею, путаюсь. Ну да, дед Пихто, – согласилось чудо-юдо, и пока оно на секунду замешкалось, мужик сам вцепился ему в морду, но тут же взвыл и пустился вдоль по улице так, как будто ему в одно место мотор ввинтили или солью выстрелили. Как он потом рассказывал всем желающим помереть со страху, морда у чудо-юда была поросшая шерстью, а из шкуры торчала во все стороны солома.

Вот так и случилось, что мужик на другой день, пригорюнившись, сидел в кабаке и даже почти не пил. Собутыльники вгляделись в него попристальней – мать честная, да у него же вся физиономия в фингалах! Так отсвечивают, луна не нужна, да и лучше фонаря дорогу осветят.

– Ты че, дружбан, все с супружницей воюешь?

– Воюю, – неохотно отозвался мужик.

– Ну и разукрасила же она тебя на этот раз.

Мужик вяло махнул рукой:

– И не она это вовсе. Она так, самую малость, вот тут и тут, – он ткнул пальцем под глаз и возле уха, – а все остальное – не ее работа.