Дети вышли. Дверь закрылась, Кайл и Корин остались наедине.

– Счастливого Рождества, – сказал он.

– И тебе счастливого Рождества.

Чудесным образом и одновременно они оба забыли о ночи мучений. Он видел только улыбку Корин, которая заставила его особенно остро ощутить настоящее. Он нашел ее еще красивее, чем накануне. А она ничего не сказала о пустоте, которую ощутила после его ухода. Умолчала Корин и о том, что до утра пролежала с открытыми глазами.

– Как ты?

Корин ответила, что чувствует себя лучше, чем накануне. И намного лучше, чем двумя днями раньше… Она заметила круги под глазами Кайла, но сделала вид, что не видит их. Есть вопросы, которые не задают. Она снова улыбнулась и поставила первый кофейник на один из подносов. Потом встала перед вторым, который медленно и шумно заканчивал свою работу. Кайл подошел к Корин и спросил, как к происходящему относятся дети.

– Дейзи еще слишком мала, но Малколм…

Она подняла глаза на Кайла.

– Я ему сказала, что его отец ударил меня и что это случилось не в первый раз.

– Ты поступила правильно. На его вопросы надо отвечать.

Взгляд Кайла тронул ее. Знал ли он о том, что она вынесла?

– У тебя не было другого выхода, Корин. Уйдя от мужа, ты защитила и их тоже.

Кофейник громко и пронзительно сообщил, что кофе готов. Корин протянула руку, чтобы взять его. Кайл едва не протянул свою, чтобы коснуться ее руки. Но «призрак» Джейн дернул его за ухо. Это хорошо, что Корин сняла обручальное кольцо, сказал Кайл. Да, подумала Корин, оно спит в ее косметичке.

– Поклянись мне, что ты никогда, никогда не вернешься к этому негодяю. Что бы он тебе ни говорил. Какие бы оправдания ни приводил, потому что он наверняка будет просить прощения.

Корин поставила кофейник, посмотрела на Кайла, и он увидел всю ее ненависть.

– У меня не так много храбрости, но я считаю, что с меня хватит. Теперь я могу жить без него.

– После суда ты рассчитываешь вернуться в Англию?

– О, я не знаю. Слишком многое зависит от суда и от развода.

– Ты знала, что в Лондоне я встречался с твоим братом?

– Нет, – без колебаний ответила Корин. – Мы редко звоним друг другу.

Она солгала инстинктивно – даже Кайлу, – но этот инстинкт властно диктовал ей, что об этом никто не должен знать, кроме нее и Джека. Кайл рассказал ей о том, как подписывал диски, как Тимми вручил ему визитку, как он искал в толпе его красную куртку. Корин сказала, что к родителям не вернется. Они ее не поймут, они отправили бы ее к Джеку, если бы могли.

– Я не хочу сообщать своей семье.

– У тебя есть деньги? Я могу тебе помочь.

– Благодарю тебя. Всем занимается мой адвокат. И… я решила довериться ему.

– Что бы тебе ни понадобилось, Корин, я хочу, чтобы ты говорила мне об этом.

– Единственное, что мне нужно, – ответила она так, словно давала обещание, – это разобраться со всем самостоятельно. Все эти годы Джек повторял мне, что без него я ничто.

Кайл покачал головой и добавил, что сердится на себя за то, что не послушался своей интуиции…

– Нет, Кайл. Тебе не в чем себя упрекнуть.

Потом она опустила голову и предупредила, что они никогда не встречались с ним в парке.

– Разумеется. Джейн вчера говорила со мной. Или это было ночью, я, честно говоря, толком не знаю.

Кайл улыбнулся так, что Корин поспешила взять один из подносов. Кайл взял другой. И потом, как ни в чем не бывало, перед тем как открыть дверь, Кайл спросил, как поживает береза. Корин ответила, что дерево потеряло все свои листья.

Они оба встали у конца стола. Корин наливала кофе, а Кайл передавал чашки. Они сразу включились в общий разговор. Но ничего не слушали. Не смотрели друг на друга. Их локти соприкасались. Их руки сближались по собственной воле. Они так долго искали друг друга и чувствовали только пустоту.

– Это моя чашка, – сказал Кайл. – Наливай побольше, я пропустил завтрак.

Корин налила чашку до краев и благоразумно села на свое место в конце стола, а Кайл отправился к Джейн.

– Ой, посмотрите! Снег идет! – вставая, закричал один из мальчиков.

– В Сан-Франциско ведь не бывает снега.

– А сегодня есть!

Да, это в самом деле было Рождество. И как во время идеального семейного праздника – когда все прикладывают усилия, чтобы избежать стычек и повышенных тонов, – после ужина присутствующие путешествовали из кухни в гостиную и обратно, подходили к столам, за которыми играли в карты, сидели в креслах или смотрели телевизор. Этот день следовало оценить по достоинству. Для всех этих женщин, которые выиграли сражение с самими собой, приехав в убежище, это Рождество должно было стать исключением. Воспоминанием, за которое они могли бы ухватиться в дни чрезвычайной паники.

Корин растворилась в толпе женщин и, как и они, перемещалась между своей комнатой, где она кормила грудью Кристу, и другими комнатами дома. Она несколько раз сталкивалась с Кайлом. Они улыбались друг другу, удивленные тем, что одновременно подняли глаза, и искали друг друга взглядами, хотя оба прилагали массу усилий, чтобы это скрыть.

Время шло, редкие снежинки как будто висели в воздухе, темнело. В зале зажгли свечи и несколько ламп. В сумерках огни гирлянд засияли веселее и ярче. Дети смеялись и играли. Некоторые ползали на четвереньках по коридорам, другие катали машинки, кто-то играл в прятки или в куклы. Дети постарше вели себя как взрослые, а лакомки неожиданно попросили есть. Для этого нужно было снова вернуться на кухню. Кайл не знал, стоит ли предлагать свою помощь, но не смог устоять перед желанием побыть рядом с Корин. Совсем близко от Корин.

Поэтому он позволил ватаге ребятишек захватить его и энный раз за день взял в руки гитару. Он напевал, объяснял, рассказывал, отвечал на вопросы, а все смотрели на его руки, как он когда-то смотрел на руки матери.

На несколько секунд Корин застыла в проеме двери в гостиную и, само собой разумеется, вспомнила руки Джека… Его проклятые руки… Она торопливо выскользнула в темный коридор. Пришлось прислониться к стене, чтобы успокоить дыхание. Она закрыла глаза. Слишком много воспоминаний навалилось. Проснулось слишком много боли. Как и в прошедшую ночь, Корин затопили тысячи чувств. Она была изумлена тем, что находится в «Доме», и почти не верила в это. Ей было трудно убедить себя в том, что никто силой не отправит ее обратно в руки мужа, который не умел любить, и бил ее, чтобы она молчала, и насиловал, чтобы удовлетворить свою похоть. «Потому что соитие против воли – в браке или нет – это определенно изнасилование».

И потом… были еще глаза Кристы. Они видели и фиксировали каждое движение отца, избивающего мать. Корин не хотела, чтобы глаза дочери это запомнили. О, если бы тот старый магнитофон мог записать факты, которые ей придется повторять снова и снова. Все до одного. До того момента, когда воздух перестал попадать в ее легкие. Когда она протянула руку и сама начала наносить удар за ударом. Пока Джек неожиданно не перестал шевелиться. Откуда она взяла силы, чтобы столкнуть его тело со своего? Этого ей никогда не узнать.