ни она, ни я не хотели произносить. Ее лицо прикрывала традиционная вуаль цвета шафрана, я был в новой ослепительно-белой тоге.

Открытые окна пропускали в комнату сладкий, пахнущий сеном воздух раннего лета. За церемонией наблюдали наши родные. Также были приглашены тщательно отобранные чиновники и друзья: Сенека, Бурр, Паллас и несколько сенаторов.

Аникет и Берилл были вольноотпущенниками, поэтому их присутствие на церемонии посчитали нежелательным, хотя они и стали мне ближе любого из приглашенных гостей. Тигеллина тоже не допустили, но я решил, что это только к лучшему. Не знаю, как бы я выдержал все это действо, если бы он стал свидетелем моего двуличия. Или это трусость? Или стоит быть добрее к себе и допустить, что я действовал по принуждению, а не в силу недостатков своей личности.

После церемонии устроили небольшое торжество с вином и музыкой. Проникновенные, богатые оттенками, сладостные звуки лиры причиняли боль. Слушая эту музыку, я острее понимал, насколько велика разница между тем, какой должна быть настоящая свадьба, и той, на которой я присутствовал в качестве жениха.

«Чушь! Говоришь как сопливая девчонка!» – воскликнул в голове голос матери. Возможно, она была права, но я ничего не мог с собой поделать.

Наконец этот долгий день подошел к своему финалу – солнце клонилось к горизонту, начинался напоенный восхитительными ароматами летний вечер.

Теперь я в сопровождении желающих нам счастья гостей должен был провести супругу в свои покои. По заведенному у простолюдинов обычаю невесту сопровождают по городским улицам к дому жениха, освещая ей дорогу факелом. Мы с Октавией жили в одном дворце, так что подобное шествие в нашем случае выглядело бы комично. Но без факелов и музыкантов все же не обошлось. На пороге своих покоев я должен был взять Октавию на руки и внести ее внутрь – в напоминание о похищении римлянами сабинянок. В моем случае это было ближе к правде, чем обычно.

Я наклонился и взял Октавию на руки, затем развернулся, и мы с ней, посмотрев на гостей, переступили порог. Ожидавший этого момента раб закрыл дверь. Снаружи донеслись ликующие возгласы.

Раб торопливо зажигал масляные лампы, наливал для нас вино в бокалы и разглаживал покрывала на постели. Мы стояли и ждали, когда он закончит. Это было утомительно, я не выдержал и приказал ему уйти. Мы остались одни.

Октавия смотрела себе под ноги, тени ее густых ресниц на щеках напоминали миниатюрные полумесяцы.

– Пожалуйста, посмотри на меня, – попросил я.

Октавия подняла глаза. Она была бледнее, чем обычно.

– Кого ты видишь? – спросил я.

– Я… я вижу Нерона, в прошлом Луция, которого я знала всю свою жизнь. Не было времени, когда я тебя не знала.

– Но кто он тебе?

– Он был моим кузеном, потом стал сводным братом, а теперь он мой муж.

– Целая куча родственников в одном лице.

Я улыбнулся, но шутка явно не удалась. Октавия тихо рассмеялась. Я подал ей вино, потом взял бокал сам. Понадеялся, что это поможет. Мы выпили вино залпом. Через это надо было пройти. Я взял Октавию за руку и подвел ее к постели, при этом чувствовал себя так, будто веду в сарай покорное животное.

Октавия послушно легла. Вино не помогло, она была словно гребное весло. Я понимал, что она напугана, и пытался это исправить. Говорил тихо, действовал осторожно и очень старался быть нежным. Но все это было не сравнить с тем, что я испытал у Воракс, более того – это было лишено даже намека на удовольствие.

Возможно, если бы мне не с чем было сравнивать… Но нет, тогда вышло бы только хуже, потому что в этом случае мы оба от страха вообще ничего не смогли бы сделать.

* * *

Летние ночи коротки, рассвет наступил очень рано. Я встал с постели и надел халат, когда она еще спала. Первые лучи солнца осветили ее довольно симпатичное лицо. Октавия была хорошим человеком, с ней все было в порядке, проблема была во мне. Я поблагодарил богов, что родился мужчиной и не был прикован к своей жене как к единственному источнику наслаждения.

Октавия пошевелилась, потом села и, взглянув на меня, инстинктивно прикрылась простынями.

– Доброе утро, – сказал я.

Прозвучало банально, но ничего другого мне просто не пришло на ум.

– Доброе утро, – пробормотала Октавия.

Она соскочила с кровати, огляделась в поисках халата и быстро оделась. Золотое кольцо у нее на левой руке поблескивало в утреннем свете. Мы вместе сели на диван. По сравнению со мной Октавия была такой хрупкой, почти невесомой.

– Обещаю, что буду тебе хорошей женой, – тихо сказала она и, посмотрев на меня, робко улыбнулась.

Глаза ее светились. Возможно, прошедшая ночь была для нее не такой плохой, как для меня. Она взяла меня за руку, наши пальцы сплелись. Золотое кольцо было холодным и твердым. Я сжал ее руку, наклонил голову и кивнул, но не смог произнести слова, которые должен был сказать в ответ. Не смог ответить равноценным обещанием, потому что был еще достаточно юн, чтобы быть честным.

XXVII

Моя жизнь в браке, каким бы он ни был, вскоре приняла формальный характер и потекла по достаточно предсказуемому расписанию. Мы ужинали с императором и семьей, возвращались в наши покои и расходились по своим спальням. Я слышал, как Октавия ходит в соседней комнате, и корил себя за то, что не могу к ней войти. Несколько раз я через силу приглашал ее к себе в постель или забирался в ее, но каждая подобная попытка была безрезультатной и приносила лишь разочарование. И с каждой неудачей ослабевала наша готовность попробовать снова. По утрам мы вежливо здоровались, иногда вместе шли в сады, но там расставались, и каждый шел своей дорогой.

Мне было интересно узнать, какая Октавия на самом деле, но она вряд ли бы мне открылась, да и я не стал бы с ней откровенничать. Наш брак был обречен благодаря нашим родителям: отец Октавии был женат на моей матери, а ее мать пыталась меня убить. Не самая плодородная почва для любовных отношений. О, мне, конечно, знакомы истории о том, как дети заклятых врагов становились любовниками – Ясон и Медея, например, – но обычно такие комбинации заканчиваются самоубийством. В общем, мы с Октавией, собрав волю в кулак, улыбались на публике, а по ночам видели сны каждый в своей постели.

Но это неполная картина. Да, во дворце моя постель пустовала, но благодаря Тигеллину в