Потоп не имел защиты от такого оружия, и большая его часть отмерла. Несколько кораблей с остатками Потопа бежали в неизвестном направлении и оставили Галактику.

Во время этой своей героической борьбы люди сражались и с Предтечами. Они пребывали в отчаянии. И это отчаяние делало их жестокими. Им требовались новые планеты, незараженные планеты, и они их захватывали. Жестокость и иррациональные захваты вызвали решительную реакцию Предтеч.

Эта двойная война была источником стыда Дидакта, хотя… как бы он мог изменить свое поведение, если бы знал ее подоплеку, мне было совсем не ясно.

Военные силы человечества уничтожались, число планет, занятых людьми, уменьшалось, пока в сражении за Чарум-Хаккор не был подавлен последний очаг сопротивления. Сан’шайуумы к тому времени уже сдались. Среди них не обнаружилось ни одного, зараженного так называемой чумой. Все соприкасавшиеся с порошком особи феру были давно мертвы. Корабли, на которых когда-то были найдены стеклянные контейнеры, тоже подверглись уничтожению; возможно, причиной тому было подозрение, что люди желали неподготовленным Предтечам столкнуться с такой же эпидемией.

Многие Предтечи, однако, рассматривали всю историю с Потопом – потому что именно такое название люди дали этому распространению инфекции, этой межгалактической пандемии – как фабрикацию, имевшую целью снять вину с людей и сан’шайуумов.

Остальную часть истории я знал или вычислил, и мои знания совпадали со знаниями Дидакта. Библиотекарю позволили сохранить несколько экземпляров людей, а также следы памяти многих других, что было встречено с неприязнью и отвращением ортодоксальными блюстителями Мантии.

Но вероятность возвращения Потопа вызвала к жизни события, которые сформировали историю Предтеч вплоть до моего времени. И большей частью – почти вся – она хранилась в тайне магистром строителей и его гильдией, включая и моего отца.

В полной мере информацией поделились лишь с несколькими благожелательными членами Совета.

Так начался конфликт с прометейцами. Дидакт предлагал усилить бдительность и проводить исследования, а при возвращении Потопа, в самых разных его проявлениях, систематически изолировать зараженные планеты, в крайнем случае уничтожать их. Он предлагал создать планеты-крепости – планеты щита – в той части нашей Галактики, где господствовали Предтечи, отслеживать потенциальные вспышки и быть готовыми к их точечному подавлению с минимальными разрушениями.

Другие предлагали более амбициозные решения. Дидакт и прометейцы выступали против наиболее радикальной фракции строителей, которая теперь полностью доминировала в Совете. Эта фракция видела, с одной стороны, возможность создать тотальное оружие против такой угрозы, а с другой – максимизировать и закрепить навсегда свое политическое верховенство.

Так мой отец и Архитектор начали конструировать ряд сооружений, числом гораздо меньше, чем предлагаемые планеты-крепости, которые впоследствии превратились в Ореолы.

Эти сооружения были способны уничтожить всю жизнь в рамках той или иной системы излучением кросс-фазовых выбросов супермассивных нейтрино. Настроенные надлежащим образом и обеспеченные энергией, они были способны на гораздо большее – они могли уничтожить всю неврологически сложную жизнь на всем пространстве Галактики.

Победила радикальная фракция. В Совете воцарился страх, и Совет подчинился. Дидакт проиграл политическое сражение и был вынужден удалиться в ссылку.

За следующую тысячу лет было создано двенадцать таких сооружений. Их производство находилось далеко за пределами Галактики, на огромной платформе под названием Ковчег. Это название платформа получила по причине усиливающейся отрицательной реакции со стороны творцов жизни, а в особенности со стороны самой Создательницы – Библиотекаря.

Она настаивала на том, что, если не предусмотреть средства против тотального применения Ореолов, это будет преступлением против Мантии. Творцы жизни оказывали своеобразное влияние на политику. Если уж они опускали руки, то всякая медицина была бессильна. Архитектор понял, что лучше уступить ее требованиям – это обойдется дешевле, чем борьба с ней.

И потому Библиотекарю позволили собрать образцы разных видов и воссоздать их среду обитания на самом Ковчеге, хотя Ковчег в это время уже достраивал и отправлял первые Ореолы, используя порталы – мощную разновидность закрытого выхода в гиперпространство.

Ореолы доставили в разные места. Тот Ореол, что испытывали на Чарум-Хаккоре, действовал на очень низкой мощности, это было что-то вроде стендовых испытаний. Такое применение было разрешено.

Но потом применили второй Ореол – для наказания сан’шайуумов. Я с ужасом понял: то, чему я стал свидетелем, было только началом, и планеты сан’шайуумов после нашего короткого и жестокого визита превратились в биологические пустыни, какую мы видели на Фаун-Хаккоре.

Совет не санкционировал это применение Ореолов. Архитектор строителей превысил свои полномочия. Даже коллеги магистра обвинили его в профанации Мантии и преступлении против природы.

Вот чего не мог понять Дидакт в ходе наставничества и моей мутации: почему Библиотекарь именно в тот момент стала отбирать образцы сан’шайуумов, рискуя спровоцировать их восстание и возмущение магистра строителей. Ответ я нашел в архиве Совета с помощью моей усовершенствованной и освобожденной анциллы.

Три тысячи лет назад Потоп вернулся, он обнаружился в новых и неожиданных формах на планетах, освоенных Предтечами после войны.

Я застрял в неразрешимом клубке противоречий. Осознав угрожающие реалии Потопа, я не мог не думать о том, что безумие тех, кто сконструировал и изготовил Ореолы, возможно, имело верное направление. Ясная цель, ясный план! Радикальные меры против радикального врага. Борьба за выживание с врагом, не имеющим формы. И черт побери Мантию – на кону стоят выживание и наш образ жизни!

Все это казалось в высшей степени рациональным. Я чуть ли не начал верить, что сошел с ума Дидакт и, вероятно, молодые члены Совета, а не Архитектор или мой отец.

Наконец, в гневе и разочаровании, я облачился в свою броню, намеренно отключив связь с анциллой, которая, как я решил, предала меня прежде и теперь сбила с толку опять…

И я уснул.

Если я искал мира и определенности, то совершил ошибку. Фактические воспоминания Дидакта – их часть – наконец расцвели во мне.

На арене находились мостки…

Я ясно видел с точки зрения Дидакта, как он обходит мостки вокруг цельного запечатанного цилиндра внизу.

Десять тысяч лет назад.

Дидакт обошел вокруг крышки в форме купола, решая, активировать ему или нет это сотворенное людьми устройство… Он держал в руке вещь, предназначенную для человеческой руки, а в его ладони казавшуюся игрушкой: аппарат для прямой коммуникации с существом в камере.

Нечто, изготовленное людьми… Нечто, превосходящее технологии Предвозвестников. Как такое возможно?..