– Я не вру! – Девчонка набычилась и замолчала.

– Ага, значит, не врешь. Хорошо. Мама твоя во сколько с работы возвращается?

– В четыре.

– И когда она пришла, ты уже была дома, так?

Альбина нехотя кивнула.

– Давно уже дома была?

– Ну, не очень. – Глаза девчонки забегали.

– Значит, точно не помнишь, да? А занятия в колледже у тебя когда заканчиваются?

– В два тридцать.

– Колледж от дома далеко? Сколько минут добираешься?

Девочка засопела.

– Ага, – кивнул Лямзин, – ну, ладно. Знаешь, что мы сейчас сделаем? Мы маму твою позовем и общими усилиями восстановим картину: когда ты ушла из колледжа, где была и во сколько вернулась.

– Он меня домой довез, – буркнула девчонка зло. – Только вы маме не говорите, а то она меня убьет за то, что я в машину к нему опять села. Она и так на меня словами разными плохими любит обзываться.

– Номер машины помнишь?

Девушка отрицательно затрясла головой. Потом наморщила лобик и неуверенно произнесла:

– Кажется, там были цифры «пять» и «три». Остальные не помню.

– А звали-то водителя как? Познакомиться успели?

Альбина кивнула и густо покраснела:

– Геной его зовут.

– Внешность описать можешь?

Девчонка зарделась:

– Высокий, черный такой, стрижка короткая.

– Что, не русский?

– Почему? Русский. Волосы темные у него, а лицо белое. Глаза темно-серые.

Лямзин крякнул.

– Ну, уже что-то. Подпиши здесь и здесь.

Едва девочка вышла, заглянул Борисов.

– Ну, что, – с надеждой произнес он, – похож на нашего маньяка?

– Если объективно – то нет, – разочаровал его Лямзин. – Но проверить все равно надо. Сейчас пробьем все таксопарки, думаю, установить личность таксиста особого труда не составит.

– Если, конечно, машина не в угоне, – добавил Борисов, и Лямзин скис.

– Ну вот умеешь ты настроение поднять, ей-богу!

– Да чего расстраиваться? В угоне, не в угоне – все равно не тот, кого ищем. Не стал бы наш рукоделец так себя вести – почерк не его.

– Это понятно… и все же…

На следующий день водитель такси по имени Геннадий сидел на стуле перед Лямзиным и давал показания.

– Да не собирался я ее трогать! Она сама кокетничать начала, юбку повыше задирала, ноги показывала. Откуда мне было знать, что ей всего шестнадцать? Выглядит-то на двадцать с хвостиком! Паспорт, что ли, у всех при знакомстве спрашивать? Вот вы, к примеру, когда-нибудь у девушки при знакомстве ее возрастом интересовались?

– Нет, – честно ответил Лямзин. – А куртку зачем порвали?

– Так она как выскочит, как побежит… А куда? Лес же кругом! Вдруг что случится с дурехой, меня потом совесть замучает. Не зверь же я, в самом деле. Потом буду все время помнить, что вывез девчонку и бросил одну, а ее изнасиловали или убили. Знаете, сколько лихих людей вокруг?

– Можете не сомневаться, знаю.

– Вот я погнался за ней. Она хоть и полновата, но бегает быстро, еле догнал. За руку схватил, а девчонка вырываться начала, куртка и треснула. Насилу уговорил обратно в машину сесть, пообещал, что не трону. Товарищ майор, что мне грозит?

– Попытка изнасилования несовершеннолетней. Из-за убийств девушек, участившихся в последнее время, у нас приказ особенно тщательно проверять все случаи сексуальных домогательств.

Подозреваемый побледнел, и руки его довольно заметно затряслись.

– Курить у вас можно?

– Вам – можно, – смилостивился Лямзин. Майор, хотя и курил сам, недолюбливал, когда кто-то дымил рядом. Но ему было жаль парня, вляпавшегося, судя по всему, по уши. Девчонка-то выглядит, как перезревшая куртизанка, и явно сама флиртовала, а отвечать теперь мужику придется по полной программе. Короче, приятного мало, пусть хоть покурит, нервы успокоит.

– Почему только мне? – Геннадий криво улыбнулся.

– Потому что я так хочу.

Парень трясущимися руками прикурил сигарету, жадно затянулся и выпустил дым себе в ноги. Лицо его стало отрешенным и странно потерянным. Лямзин много раз наблюдал, как люди в его кабинете ломались, лишались веры в себя, но тем не менее удивился. Вроде бы крепкий с виду парень, а вот поди ж ты, нервы ни к черту. А если бы он с ним так жестко поговорил, как, к примеру, с Лавровым?

– Вот здесь распишитесь. – Лямзин подвинул листы бумаги.

– Что это? – Парень вроде бы вернулся в реальность, но текст еще явно не различал.

– Ваши показания и протокол, пока – об административном нарушении. Затем можете идти, а в понедельник к десяти часам явитесь ко мне.

Парень суетливо расписался, сгреб пропуск со стола и пулей вылетел из кабинета.

К трем часам подъехал Никита Лавров. Он написал заявление об исчезновении жены, разложил перед Лямзиным фотографии Эльзы и выжидательно уставился на него.

Лямзин долго рассматривал снимки, выбирал, в итоге придвинул к Никите три и положил рядом фотографии убитых девушек.

– Видите?

Никита отрицательно затряс головой:

– Нет, не могу поверить. Вы хотите сказать, что и Эльзы нет в живых?

– Да бог с вами! Я совсем о другом – всего лишь хотел обратить ваше внимание на внешнее сходство.

– Я понимаю. Именно поэтому и продолжил вашу мысль – раз Эльза похожа и она исчезла, то…

Никита надавил ладонями на глаза и подслеповато замигал, пытаясь справиться с набегающими слезами.

– Погодите жену хоронить, – разозлился Лямзин, – еще ровным счетом ничего не известно. Давайте сделаем вот что: вы расскажете мне все по порядку, с того самого момента, как обнаружили ее исчезновение.

Никита кивнул и начал:

– Она художница, часто работает по ночам…

Лямзин внимательно слушал, кивая головой и делая пометки в блокноте. Когда Лавров упомянул о записке, полученной им утром в офисе, встрепенулся:

– Где та записка? Мне хотелось бы взглянуть на нее.

– Не помню. Думаю, в сейфе. А может быть, я оставил ее на столе. Не знаю, у меня в тот момент в голове все перемешалось.

– Как, говорите, выглядел человек, принесший конверт?

– Я сам не видел его, а секретарь сказала, что несуразный у него вид был – одежда как будто с чужого плеча. Похоже, бомж.

– Ага… – Лямзин сделал в блокноте пометку. – С секретарем вашим можно будет поговорить?