– Так мы же почти каждую тренировку с автоматами… – возмущенно подал голос Тимоха, но умолк под взмах родионовской руки.

– А-атставить! Что – каждую тренировку!? – передразнил тот. – В руках держали – да. Целились – да, курками иногда щелкали. Устройство я вам рассказывал, разбирали-собирали тоже, чистили. Но хоть по одному выстрелу кто сделал? Даже из пистолетов не стреляли, а уже «калаши» им подавай! Теорию-то вы на отлично знаете, а вот практики – ноль.

Пацаны понурились. Только воображение разыгралось – они, крутые сталкеры, с автоматами наперевес зачищают окрестности от полчищ жутких монстров и помогают людям в родном Убежище – а тут такой облом: пистолетиками обойдетесь…

Полковник их хмурые морды проигнорировал. Не в детском саду, чай, куличики лепим.

– Вопросы есть?

Молчание.

– Вопросов нет. В таком случае – отдыхайте, мужики. Завтра у нас у всех будет тяжелый день.

Люди потянулись к выходу.

Спал Данил плохо. Ворочался, сопел. Разбудил своим кряхтением деда, выслушал короткую лекцию о том, как важен сон и свежие силы перед ответственным заданием, вздохнул виновато, но поделать с собой ничего не мог. Мандраж, будь он неладен. Впервые – на поверхность! Как там? Что там? Что такое небо и как оно выглядит вживую? А солнце? А деревья, цветы? Нет, на картинках в книжках он все это видел не раз, но то картинки, а это – по-настоящему! Увидеть поверхность – кто из рожденных под землей может этим похвастаться? Никто! Он, Сашка, да еще и Тимоха с Тарасом будут первыми! Осознание этого, да еще и предчувствие, что наверху – эх, было бы здорово! – придется столкнуться с неведомыми опасностями, и не давало Данилу уснуть. Лишь под утро он ненадолго забылся беспокойным сном, но и во сне бормотал что-то себе под нос, ёрзал и вздыхал.

Вышли в девять. О сроке вылазки особо не распространялись, потому в час «Х» у гермодверей прощальных делегаций не наблюдалось. А ведь узнай народ – треть Убежища бы собралась: все, кто сегодня не на работах. Как же, такое событие! Прямо даль-разведка какая-то, на целых полкилометра от жилища.

Перед самым выходом Родионыч выстроил всех у тамбуров и повторил вчерашний инструктаж, освежая его в памяти молодняка, – старшим-то талдычить по пять раз не надо, они с первого раза все понимают, а вот у молодежи с дисциплиной частенько туговато.

И вот он, момент, который Данил ждал, наверное, всю свою сознательную жизнь, – штурвал гермы вывинчен до упора, дверь открывается…

– В тамбуре все время человек будет сидеть. Условный стук вы знаете, – напутствовал их стоя у внутренней двери Родионыч. – Удачи, мужики. Ни пуха…

– К черту! – ответил проходящий мимо Герман, и группа гуськом вышла наружу.

В подвале перестроились. Первым шел дед Миха с пощелкивающим дозиметром в одной руке и пистолетом в другой. С боков его прикрывали Ломоть и Кислый с «калашами» наперевес. Следом, плотной группкой, стараясь держаться поближе друг к другу, двигалась нагруженная инструментарием молодежь – Данил, Санька, Тарас и Тимоха. Замыкали группу Герман и Шрек. Герман тоже держал в руках автомат, а Шрек вооружился полутораметровым обрезком трубы с залитым внутрь свинцом.

Прошли подвал, остановились у лестничного пролета на первый этаж. Дед Миха повернулся, махнул рукой, подзывая спутников к себе.

– Выйдем на поверхность – минут десять вам на адаптацию, – сквозь резину противогаза голос его звучал глухо, но все же расслышать и понять смысл удавалось. – Потом дальше. Идем в таком же порядке, внимательно смотрим по сторонам и за мной тоже глядеть успеваем. Какой сигнал подам – тут же выполнять. Все. Ну что, сталкеры, стволы у всех готовы? Тогда двинули.

Данил не знал, что почувствовали остальные, когда стены узенького коридорчика вдруг раздвинулись в стороны и превратились в огромный зал с высоченным потолком и огромными окнами, сквозь которые виднелось сероватое небо. Восторг? Дикую радость? Страх? Зато сам он от вида открытого пространства испытал сильнейший адреналиновый шок. Хорошо хоть, с детства был привычен к таким вот встряскам. В груди защемило, сердце, как это всегда бывало в такие моменты, споткнулось и понеслось галопом, время растянулось, превращаясь в тягучий кисель… Тело жаждало действия, экстремально активного движения, наивысшего напряжения всех сил, а он стоял, как пришпиленый, глядя вверх. Мозг искал привычную опору над головой, которая всегда была в родном Убежище, но которой не существовало здесь, на поверхности. На мгновение показалось, что ноги вот-вот оторвутся от земли, и тело, стремительно набирая скорость, нырнет в эту серо-голубую муть, льющуюся в огромные окна. Голова закружилась, Данил замычал, зашатался и поскорее присел, шаря руками вокруг себя в поисках опоры. ПМ выпал из ослабевшей руки, прогрохотал по плитам пола.

– Закрой глаза! – это дед, как всегда в трудную минуту, оказался рядом. – Глаза закрой и дыши!

Данил послушно зажмурился и засопел. Вроде бы помогло… Приоткрыл один глаз, огляделся. С Санькой и с Тимохой творилось то же самое, а вот Тарас справился быстрее – стоял себе, с независимым видом, прям как заправский сталкер. Впечатление, правда, портили трясущиеся колени и рука, судорожно сжимающая какую-то трубу, торчащую из стены. Выпендрежник…

Данил вновь приподнял голову, посмотрел на небо и снова ему на мгновение показалось, что верх и низ поменялись местами. Замотал головой, стряхивая наваждение, оглянулся на деда.

– Ничего, пройдет, – тот протягивал упавший пистолет, и сквозь стекла противогаза было видно, что глаза Михи улыбаются. – Что же ты хочешь – всю жизнь, как кроты под землей. Второе поколение растет и все – дети подземелья. Ну ничего, теперь-то уже выходить начнем потихоньку, начало положено.

Десяти минут на то, чтоб освоиться на открытом пространстве, Данилу не хватило. В этом были виноваты его адреналиновые особенности – чуть организм почует опасность (а это чувство возникало каждый раз, когда он бросал взгляд наверх), и – БА-БАХ! Надпочечники выталкивают в кровь лошадиную дозу гормонов, которые, не находя выхода в действии, выливались в дрожащие руки, заплетающиеся ноги и кружащуюся голову. Только спустя полчаса эти приступы агорафобии немного притупились, и он, наконец, взял себя в руки. Дед, все это время внимательно наблюдавший за внуком, подал сигнал к движению.

На улице, под открытым небом, без крыши над головой, организм опять попытался взбрыкнуть, но Данил, сжав зубы и повиснув на Сашке, подавил бунт, а спустя пару минут и вовсе смог идти без поддержки.

– Ну, ты здоров, мутантище! – Санька кривился, потирая правое плечо. – Ты ж мне чуть руку не оторвал!

– Извиняй, Сань, сам видишь, что творится, – тяжело дыша, Данил снова оперся на товарища. – Колбасит не по-детски…

– Удары?

– Ну… Ничего, уже прошло почти…

За то время, пока он окончательно справился с взбесившимся организмом, группа отошла метров на пятьдесят от здания и пересекла привокзальную площадь, заваленную всякой дрянью. Сейчас она находилась у начала аллеи, между автомобильной стоянкой и сквериком с дикоразросшимися кустами и трухлявыми деревянными скамейками. Впрочем, автомобильная стоянка – это слишком громко сказано. Небольшую площадку, метров тридцать в поперечнике, сплошь покрывали погнившие за восемнадцать лет ржавые остовы машин. Облупившаяся краска, колеса с рваными лохмотьями истлевшей резины, разбитые стекла. У некоторых, правда, еще сохранились элементы внутренней отделки, типа передних панелей или кресел, но у большинства все это превратилось в труху, да к тому же фонило – не приведи Господь.