—Прекрати, — тихо сказал Оуэн и повел гостей дальше.

Позже он еще раз зашел проверить двери и с радостью отметил, что они закрыты. Возможно, Лиззи увлеклась гостями, и ей некогда его разыгрывать.

Когда он повернулся, чтобы уйти, вошла Фрэнни. Вместо привычных джинсов и футболки на ней были черные брюки, отделанная рюшем блузка и черный жакет.

—Привет! Я принесла еще подносы с едой, а сейчас тоже хочу совершить экскурсию по отелю.

—Хорошо выглядишь, Фрэнни.

—Спасибо. Решила принарядиться, раз уж ношусь туда-сюда. Черт, Оуэн, до чего же красиво!

У Фрэнни разбегались глаза. Она погладила обтянутую тканью скамеечку для ног.

—Я знаю, сколько сюда вложено времени и сил, но, клянусь, это похоже на чудо.

—Спасибо, мы гордимся тем, что сделали.

—Еще бы! Я посмотрела номера только на этом этаже и уже не могу решить, какой мне нравится больше.

Оуэн улыбнулся, хотя весь вечер слышал нечто подобное.

—Я тоже. Хочешь, все покажу?

—Не нужно, сама справлюсь. Чувствую себя исследователем, — сказала она и рассмеялась. — Постоянно натыкаюсь на знакомых. Только что видела Дика в номере «Ева и Рорк».

—Дика-парикмахера или Дика-банкира?

—Ха, а ты забавный! Дика-парикмахера. А в библиотеке встретила Жюстину с родителями Клэр. — Фрэнни обошла Оуэна, заглянула в ванную. — О, какая ванна! Словно из английского романа.

—Так и было задумано.

—Отличная мысль! Я бы жила в этой ванной! Впрочем, во всех остальных ванных комнатах тоже. Не волнуйся за меня, иди к гостям.

—Иногда хорошо немного передохнуть.

—Согласна. Раз уж я застала тебя одного, хочу сказать, что рада за вас с Эйвери.

—Хм. Э-э...

—Я привыкла, что вы с ней друзья — думаю, все привыкли, — и ваши новые отношения стали приятным сюрпризом.

—Полагаю, для нас тоже.

—Отлично. Она заслуживает счастья. А ты заслуживаешь ее.

—Я стараюсь.

—Вижу, и мне это нравится. Эйвери много для меня значит.

—Понимаю.

—И еще к твоему сведению... — Фрэнни подошла к нему, похлопала по груди. — Если ты ее обидишь, я добавлю в твою пиццу изрядную дозу слабительного. — Она подняла брови, кивнула и продолжила: — Так как ты тоже мне дорог, и я за справедливость: если Эйвери обидит тебя, с ней будет то же самое.

Оуэн подумал, что пока придется заказывать шаурму, на всякий случай.

—Ты меня пугаешь.

—Правильно, бойся. А я пойду дальше.

Когда Фрэнни вышла, за спиной Оуэна послышался негромкий смех и в комнате запахло жимолостью.

—Да уж, вы, женщины, умеете нагнать страху!

Едва Оуэн собрался идти вниз, как его снова остановили. На этот раз Вилли Би, который встал в дверях, заполнив собой проем. Оуэну пришло в голову, что если бы вожди древних шотландских кланов носили костюмы и галстуки в горошек, то выглядели бы точь-в-точь как Вилли Би Мактавиш.

—Привет. Я искал Жюстину.

—Мне сказали, что она в библиотеке. Библиотека дальше по коридору и налево.

—Да, помню.

Вилли Би неуклюже переминался с ноги на ногу — явный признак того, что он хочет что-то сказать, но не знает, с чего начать.

—Раз уж я застал тебя одного...

—Знакомая песня.

—Ты о чем?

—Да так, навеяло. Что-то случилось?

—Вроде того. Я подумал, что должен тебе сказать... тебе и твоим братьям. Жюстина попросила... — Он вошел в комнату. — Попросила меня остаться. Здесь. На ночь. Ну, ты понимаешь.

Вот черт! И как он сразу не сообразил, к чему клонит Вилли Би? Пробурчав что-то невнятное, Оуэн сунул руки в карманы.

—Я понимаю, что ты чувствуешь себя слегка... но... В общем, так.

—Да. Могу ли я спросить, насколько... какие у тебя планы?

—Твоя мама много для меня значит. Я любил твоего отца.

—Я знаю.

—Он наверняка хотел бы, чтобы я за ней присмотрел. И... Она потрясающая женщина. Я ее очень уважаю и никогда не причиню ей боль. Скорее, отрежу себе руку.

—Хорошо.

У Вилли Би кровь отлила от лица.

—Ладно. Пойду, поговорю с Райдером и Бекеттом.

—Я сам им скажу, — предложил Оуэн, понимая, что иначе Вилли Би опять будет часа полтора смущаться и запинаться, прежде чем заговорить.

—Если ты считаешь, что так лучше, — кивнул Вилли Би и откашлялся. — Хм... вы с Эйвери... с моей Эйвери.

«Та же песня с другим припевом», — подумал Оуэн.

—Все, что ты сказал о моей матери, я могу сказать об Эйвери. Она мне очень дорога. Всегда была дорога.

—Да. А ты ей всегда нравился.

Оуэн почувствовал, что сейчас сам покраснеет и начнет запинаться.

—Я даже не знаю...

—Ты-то, может, и не знаешь, зато я знаю. Как и то, что Эйвери до сих пор переживает из-за матери, из-за того, что она нас бросила. Береги ее, Оуэн. Она встречалась с другими парнями, но с тобой все иначе. Вы давно знакомы, вас многое связывает, и ты ей всегда нравился. Она очень сильная, моя девочка, но у нее ранимая душа. Об этом легко забыть, так что... не забывай. Вот, собственно, и все.

С долгим-предолгим вздохом облегчения Вилли Би огляделся.

—Шикарное место! Вы все отлично поработали. Там, наверху, Томми наверняка радуется за своих сыновей и Жюстину. Ладно, я пойду.

Оставшись один, Оуэн присел на краешек кровати. Что-то много событий за последние несколько минут.

Даже слишком много. Он подумал о матери и Вилли Би, представил их в этом номере... И тут же вскочил на ноги, бросив смущенный взгляд на кровать.

Нет, лучше ничего подобного не представлять.

Дверь на террасу бесшумно открылась.

—Раз уж ты советуешь, пойду подышу воздухом.

Оуэн вышел на мороз, громко выдохнул и пожалел, что у него нет с собой пива. Он любовался Центральной и думал, что знает эту улицу всю свою жизнь. Конечно, она сильно изменилась — новые магазины и офисы, новая краска, новые соседи, повзрослевшие друзья детства. Но для него эта улица осталась прежней.

И Эйвери тоже. Верной и надежной Эйвери.

Конечно, она изменилась. Вернее, они оба изменились. Выросли, стали умнее, чего-то добились.

Оуэн бросил взгляд на ярко освещенную «Весту», снующих за окнами людей. Детище Эйвери. Монтгомери предоставили ей оболочку из камня и железа, а она вдохнула в нее жизнь. И теперь собирается это повторить.