за происходящим. Должно быть, ситуация ее забавляла, а может, ей было интересно, кто же выйдет в итоге победителем в этой странной игре в кошки‑мышки – муж‑убийца или бывшая одноклассница.

«Не сходи с ума. Она труп, она ни о чем уже не думает».

Настя с громадным трудом заставила себя оторвать взгляд от окровавленных останков – как раз вовремя, чтобы увидеть Анжик, вновь лихорадочно ей о чем‑то жестикулирующую.

– Если!.. В кране!.. Есть!.. Еда!

«Господи боже, да он же прямо ко мне идет!»

Они сорвались с места одновременно, как по команде. Настя переместилась к дверям сортира, пока Анжик, выбравшись из своего угла, побежала к «королле». Настя даже обрадовалась – значит, подруге хватило мозгов догадаться, что за корпусом машины прятаться легче.

Увы, в следующую секунду бутылка «Сангрии», горлышко которой Анжик все еще сжимала потными толстыми пальцами, задела дном о край крыльца. И с громким, режущим уши звоном разбилась, плеснув на ступеньки красной пеной.

Настя нырнула в приоткрытую дверь, быстро закрыла ее за собой и замерла на месте. Маленькое отверстие в форме сердечка белело у нее перед лицом, и она прижалась к нему, чтобы наблюдать за тем, что происходит снаружи.

– А‑а‑а! А‑а‑а!

Истошно вопя, Анжик пробежала мимо и исчезла из поля зрения. На секунду вид из отверстия в двери сортира оказался закрыт, а совсем рядом Настя услышала частое хриплое мужское дыхание. Потом Костя истошно завизжал, передразнивая беглянку: «А‑А‑А!!!» – и устремился вдогонку.

– Не на… не на… Нась!.. – предательский вопль оборвался на полуслове. Из‑за хлипких досок донеслись глухие удары и хруст.

Настя отлипла от сердечка в панике – бежать, бежать, бежать-бежать-бежать, БЕЖАТЬ! – глянула в черную дыру под ногами, откуда поднималась сладковатая теплая вонь. Запах гнили, мочи и экскрементов наполнял всю коробку сортира, но над «очком» был особенно резким, почти осязаемым. От него на глазах моментально выступили слезы и закружилась голова. Сумрак колыхался морочными волнами, в которых вспыхивали белые искры, – Настя поняла, что сейчас потеряет сознание. Упадет, стукнется об пол, и на этом все закончится, потому что Костя, пока еще весело, с песнями и плясками, проводящий время в компании двух трупов во дворе, услышит. Услышит – и сразу же все поймет.

– Жирная маленькая жидовка! – раздалось за стеной, совсем рядом. – Свинья кошерная!

Или это у нее в голове?.. Да уже все равно – Насте стало дурно, ей нужно было срочно вдохнуть хотя бы капельку свежего воздуха, чтобы обморок отступил, а дальше – будь что будет. Она может неожиданно выскочить и атаковать психопата, попытается выцарапать ему глаза, прежде чем тот успеет использовать топор. А если ей удастся добраться до разбитой бутылки и схватить острый осколок…

– Ничего‑ничего! Если в кране… нет… дерьма… Куда одно полезло, поместится и другое!

Настя потянулась обратно к сердечку, но вдруг ей навстречу, словно из ниоткуда, из воздуха, рванулось, заполонив обзор, залитое кровью лицо – лицо Анжик. Доски затрещали, когда о дверь с силой ударилось тело, щека мертвой подружки прилипла к отверстию, а выбитый глаз с помутневшей карей радужкой нырнул через дыру прямо внутрь коробки и повис, болтаясь из стороны в сторону на ниточке нерв, все равно что елочная игрушка на празднике.

Настя ахнула и отскочила. Стопа оскользнулась, гнилая доска под ней громким треском вторила ломающейся двери. Девушка ухнула вниз, в клоаку. Слава богу, что не стала наедаться у родственников – дыра была узкой, грубо обструганные дощатые края расцарапали бока в кровь, но Насте все же удалось проскочить под весом собственного тела. Короткий полет завершился мягким приземлением в вязкую жижу на дне выгребной ямы.

Настю немедленно вырвало. Она успела только зажать рот руками, чтобы приглушить звуки. Сквозь пальцы брызнула желчь, повалились наполовину переваренные кусочки котлет – остатки недавнего завтрака‑обеда. Давясь, Настя изо всех сил старалась удержать рвотную массу за щеками и одновременно боялась оторвать взгляд от смутно светлеющего над головой отверстия.

Там, наверху, скрипели доски пола, и Костя возился внутри сортира.

«Если он посмотрит сюда, вниз, то увидит меня».

Настя начала оседать на дне ямы – погрузилась в теплую жижу сначала по пояс, затем по горло. Тело все еще сотрясалось от рвотных позывов, словно пыталось выдать ее местонахождение. Все сейчас восстало против Насти! Подол светлого летнего платья, в котором она приехала в Шую («А платьице‑то у нее какой, а?!»), задрался – ткань была слишком невесома, чтобы самостоятельно потонуть в дерьме, и Настя, оторвав ладони от лица, принялась топить одежду руками.

В коробке сортира у нее над головой мелькали тени. Костя пыхтел, ругался вполголоса.

Настя уперлась задом в дно ямы и вытянула ноги вперед, чтобы коленки не торчали из жижи. Глубоко в щиколотку вонзилось что‑то твердое и острое, из горла вырвался стон – она задушила его, вновь прижав ко рту руки, теперь уже перепачканные в нечистотах.

Заметил ли он? Услышал ли?..

«Конечно, заметил! Тебя, глупая ты овца, только глухой не заметил бы!»

Сейчас, вот сейчас, еще секундочка – Костя закончит с Анжик и явится за ней. Может, сначала помочится сверху или нагадит на голову, потому что «если в кране есть вода, значит, Он, Его Величество Ебнутый-На-Всю-Голову-Костя, нассал туда».

Если бы Настя помнила хоть одну молитву из тех, что доводилось слушать в детстве на службах в Воскресенском, куда ее водила тетка, то сейчас молилась бы, утопая в дерьме, о спасении души – в спасение жизни она уже не верила.

Но что это?..

Ей удалось погрузиться в жижу почти целиком, так что снаружи остались только глаза, нос и рот, а теплая мерзость залила уши. Звуки глохли, тонули в клоаке, но этот отдаленный гудок показался знакомым.

Оглянись вокруг себя, не дерет ли кто тебя.

Дядя Витя приехал.

«Господи, спасибо. Слава тебе, Господи!»

Насте хотелось кричать и смеяться от радости, но она продолжала лежать в своей гадкой, омерзительно-теплой ванне и слушать эти замечательные, спасительные гудки автомобильного клаксона: раз, другой, третий… тишина.

Следовало подняться и заорать что есть мочи, нужно было предупредить дядю Витю, прокричать ему о том, что Костя после сокращений на «Эггерсе» сошел с ума, что он совсем уже свихнулся на ненавистных ему жидах, убил свою беременную жену и только что зарубил Анжик. Настя понимала, что это необходимо сделать, но не могла заставить себя шевельнуть и пальцем – жижа сдавила ей горло, словно пытаясь задушить.

«Ничего, дядя Витя все сам поймет, когда увидит кровавое месиво во дворе. Дядя Витя справится, он