Н о р а (помолчав). Мы сидим, разговариваем – тебе это не кажется странным?

Х е л м е р. Что здесь странного?

Н о р а. Мы женаты восемь лет. Разве не странно, что мы с тобой, муж и жена, первый раз собрались серьезно поговорить.

Х е л м е р. Что значит – серьезно?

Н о р а. За все восемь лет – да больше, с самого нашего знакомства, – мы ни разу не говорили о вещах по-настоящему серьезных.

Х е л м е р. Ты хочешь сказать, мне надо было вываливать на тебя все мои заботы, хотя ты ничем не могла мне помочь?

Н о р а. Речь не о заботах. Я о другом – мы ни разу не сели поговорить серьезно, глубоко в чем-то разобраться.

Х е л м е р. Нора, дорогая, разве тебе было бы интересно?

Н о р а. Вот мы и дошли до сути. Ты никогда меня не понимал, Торвалд. Я претерпела много неправды в отношении себя. Сперва от папы, потом от тебя.

Х е л м е р. Претерпела?! От нас двоих? Да мы с твоим отцом любили тебя больше всех!

Н о р а (мотая головой). Вы не меня любили, а любовались своим чувством ко мне.

Х е л м е р. Нора, что ты такое говоришь?!

Н о р а. Но это правда, Торвалд. Когда я жила дома с папой, он излагал мне свои взгляды, и они становились моими; а если я считала иначе, то скрывала свои мысли, потому что папе бы это не понравилось. Он называл меня своей куколкой и играл в меня, как я играла в свои куклы. Потом я оказалась в твоем доме…

Х е л м е р. Это ты о нашем браке так говоришь?

Н о р а (никак не реагируя). Я имею в виду, что перешла из папиных рук в твои. Ты устроил все на свой вкус, и он стал моим вкусом, или я просто разыгрывала это… сама не знаю… Скорее всего, и то и другое, по обстоятельствам. Когда я сейчас оглядываюсь назад, мне кажется, я жила как бедняк – вприглядку. И перебивалась тем, что фокусничала перед тобой, Торвалд. А тебя это устраивало. Ты и папа виноваты передо мной. Это ваша вина, что из меня ничего не вышло.

Х е л м е р. Нора, как ты несправедлива и неблагодарна! Разве ты не была здесь счастлива?

Н о р а. Нет, не была. Я считала себя счастливой, а счастлива не была.

Х е л м е р. Ты… не была счастливой?

Н о р а. Нет. Только веселой. И ты всегда так мило обходился со мною… Но наш дом был просто кукольным домиком. А я в нем – твоей куколкой-женой, как прежде папиной куколкой-дочкой. А дети, они были моими куклами. И мне нравилось, когда ты брал меня поиграть, как и детям нравилось, когда я брала их поиграть. Вот чем был наш брак, Торвалд.

Х е л м е р. В том, что ты говоришь – несмотря на экзальтацию и преувеличения, – есть доля истины. Но отныне все пойдет по-другому, на смену играм придет время воспитания.

Н о р а. Воспитания кого – меня или детей?

Х е л м е р. И тебя, и детей, Нора моя любимая.

Н о р а. Нет, Торвалд, не тот ты человек, чтобы воспитать себе правильную жену из меня.

Х е л м е р. Как ты можешь так говорить?

Н о р а. А я… разве я готова воспитывать детей?

Х е л м е р. Нора!

Н о р а. Не ты ли сказал совсем недавно, что не рискнешь доверить мне воспитание детей?

Х е л м е р. Я вспылил. Зачем припоминать мне сказанные в запальчивости слова?

Н о р а. Нет, ты сказал правильно. Я не справлюсь с этой задачей, пока не решу другую – сперва я должна воспитать себя. Ты мне в этом не помощник. Я должна разобраться во всем сама. Поэтому я ухожу от тебя.

Х е л м е р (вскакивая). Что ты сказала?

Н о р а. Только в одиночестве я сумею разобраться в себе и в своей жизни. Поэтому я не могу больше оставаться у тебя.

Х е л м е р. Нора! Нора!

Н о р а. Я ухожу прямо сейчас. Надеюсь, Кристина приютит меня на ночь.

Х е л м е р. Ты не в себе. Я тебе запрещаю! Так нельзя!

Н о р а. Отныне запрещать бессмысленно. Я заберу то, что принадлежит лично мне. От тебя принимать ничего не хочу, ни сейчас, ни потом.

Х е л м е р. Это какое-то безумие.

Н о р а. Завтра уеду домой – в родные места, я имею в виду. Там мне будет легче пристроиться к какому-нибудь делу.

Х е л м е р. Вот ведь слепой неопытный кутенок!

Н о р а. Да, опыта я должна набраться.

Х е л м е р. Бросить дом, мужа, детей!.. Ты хоть подумала, что скажут люди?

Н о р а. Думать еще и о них я не могу. А что мне необходимо уехать, знаю.

Х е л м е р. Возмутительно! И с какой поразительной легкостью ты забыла свой святой долг.

Н о р а. Что ты считаешь моим святым долгом?

Х е л м е р. И я должен тебе это объяснять?! У тебя есть обязательства перед мужем и детьми.

Н о р а. У меня есть и другой святой долг.

Х е л м е р. Других у тебя нет. Что еще за долг?

Н о р а. У меня есть обязательства перед собой.

Х е л м е р. Прежде всего ты жена и мать!

Н о р а. Больше я в это не верю. Думаю, прежде всего я – человек, такой же человек, как ты; во всяком случае, постараюсь им стать. Не сомневаюсь: большинство признáет правоту за тобой, и это наверняка где-то прописано. Но я больше не могу довольствоваться тем, что написано в книгах и что большинство считает правильным. Я должна сама все обдумать и понять.

Х е л м е р. Тебе не понятна твоя роль в собственной семье? Разве в таких вопросах нет надежного ориентира? Или ты в Бога не веришь?

Н о р а. Ах, Торвалд, что такое вера, я тоже не знаю.

Х е л м е р. Господи, да что ж ты говоришь…

Н о р а. Я перед конфирмацией ходила к пастору Хансену, от него все и знаю. Он учил, что верить надо так и так. Вот я вырвусь, останусь одна, тогда подумаю и об этом. Разберусь, верно ли толковал пастор Хансен, во всяком случае, верно для меня или нет.

Х е л м е р. И это говорит молодая женщина?! Неслыханно! Раз религия не в силах направить тебя на путь истинный, попробую достучаться до твоей совести. Моральные устои у тебя есть? Или тоже нет?

Н о р а. Торвалд, мне трудно ответить на такой вопрос. Я не знаю. Я очень путаюсь в этих вещах. Но вижу, что мое мнение сильно отличается от твоего. Да еще и законы оказались на поверку не такими, как я думала. И что жить надо по ним, никак в моей голове не укладывается. У женщины, видите ли, нет права пожалеть умирающего отца, как нет права спасти жизнь мужа. Я не верю в такие законы.

Х е л м е р. Ты рассуждаешь как ребенок. Вообще не понимаешь общества, в котором живешь.

Н о р а. Да, не понимаю. Но теперь я этим займусь. Мне надо понять, кто прав: общество или я.

Х е л м е р. Ты больна, Нора, у тебя жар. Похоже, ты бредишь.