– Вы слишком заняты для этого?

– Да, слишком занят.

– И как долго вы были весь в делах?

– Не один год.

– И вы не меняли очки все это время, пока были слишкомзаняты работой?

– По большей части – да.

– Тогда выходит, что вы не меняли очки вот уже много лет,так?

– Да… Впрочем, нет, я имею в виду…

– Меня не интересует, что вы имеете в виду. Мне нужны толькофакты. Ответьте, как давно вы не меняли очки?

– Затрудняюсь ответить.

– Когда вы последний раз подбирали очки до четырнадцатогочисла этого месяца?

– Этого я вам не могу сказать.

– Возможно, лет пять тому назад?

– Не знаю.

– Тогда, может, десять лет тому назад?

– Нет, это слишком давно.

– И первая вещь, которую вы сделали после того, какрассказали окружному прокурору о том, что видели, – это отправились наконсультацию к окулисту и подобрали новые очки. Разве это не правда?

– Это было не первое, что я сделал.

– Но тогда одна из первых вещей, сделанных вами, – так?

– Не знаю.

– Но в тот же вечер, когда вышли от окружного прокурора?

– Да, в тот же вечер.

– И вы сразу же застали окулиста в его кабинете.

– Да, застал.

На губах Мейсона играла зловещая улыбка.

– Вы застали его там, мистер Дункан, потому что позвонилиему заранее и договорились, чтобы он вас принял, разве это не правда?

Дункан смешался на момент, а затем ответил:

– Нет, я не звонил окулисту.

Мейсон нахмурился, как бы размышляя, а затем с торжествомспросил:

– А кто же звонил ему?

Блэйн вскочил с места.

– Ваша честь, – заявил он, – возражаю, так как этот вопросне по существу, неправильно сформулирован и направлен на то, чтобы отвлечьвнимание присяжных. Какая разница – кто звонил окулисту?

– Разница есть, учитывая ответы, которые дает свидетель, –возразил Перри Мейсон. – Этот свидетель – сам адвокат. Я вправе подвергнутьсомнению его показания, выяснив, в каком состоянии находилось зрение свидетелятогда, когда он наблюдал своими глазами то, о чем говорит на суде. Он сампризнался, что нуждается в очках, признался, что очки, которые носил, ему невполне подходили, причем вот уже не один год. Я вправе также выяснить, какуюцель он преследует, давая такие уклончивые ответы.

– Согласен, – заявил судья Маркхэм, – разрешаю ему ответитьна этот вопрос. Кто звонил окулисту, мистер Дункан, отвечайте, если вамизвестно.

Дункан смешался.

– Ну так что же, – поторопил его Мейсон. – Отвечайте!

Едва различимым голосом Дункан произнес:

– Мистер Блэйн.

– Тот самый помощник окружного прокурора, – во всеуслышаниепояснил собравшимся Мейсон, – который только что заявил протест против моеговопроса, объявив его неуместным и не имеющим к делу никакого отношения.

Волна смеха прокатилась по залу суда. Даже судья Маркхэмпозволил себе едва заметно улыбнуться.

– Призываю вас, защитник, к порядку, – строго сказал он идобавил, взглянув на часы: – Подошло время сделать перерыв в судебномзаседании. Думаю, за сегодняшний день нам удалось достичь некоторого прогресса.Суд откладывается до завтра и передает присяжных под опеку шерифа, которыйдолжен следить за тем, чтобы к ним никто не приближался, не общался, заисключением тех случаев, когда это никак не связано с делом. Суд откладываетсядо десяти часов следующего утра!

Мейсон, нахмурившись, расхаживая взад и вперед по офису,взглянул на Деллу Стрит. Неяркий свет несколько смягчал суровые складки на лбуадвоката.

– Будь все проклято, Делла, – сказал он, – что-то несработало.

– А что именно?

– Не могу понять, где мы дали промашку с миссис Кент.

– Вы о ней ничего не слышали?

– Ничего. Ты уверена, что этот Причард встретился с ней?

– А то как же? Он увивался вокруг меня, но сразу бросил, какгорячую картофелину, как только я ему рассказала про деньги миссис Кент.

– Смазливый тип?

– На загляденье.

– Как твое сердчишко, не екнуло?

– Мое – нет, а вот насчет других не уверена. Впривлекательности ему не откажешь.

– Какие у него волосы?

– Удивительные: темно-каштановые, вьющиеся. Свет в них так иотражается. Мальчишеское лицо без единой морщинки. Маленькие подстриженныеусики. Прекрасно одевается, и его губы восхитительны, особенно когда говорит.Послушали бы вы, как отчетливо он произносит каждое слово. А когда танцует –чувствуешь себя в его объятиях как пушинка.

– А как она – дрогнула?

– Да еще как! Смотрела на него во все глаза.

– Может, покажешь, как именно?

– Если хотите – пожалуйста! – ответила она с вызовом. Онсделал к ней быстрый шаг. Глаза Деллы восхищенно взглянули на лицо Мейсона. –Только в интересах дела, – добавила она поспешно.

Его рука уже почти коснулась ее, когда в дверь, выходящую вкоридор, деликатно постучали. Мейсон мгновенно замер. Стук повторился.

– Готов поспорить с тобой на пять долларов – это Дорис СаллиКент, – сказал он.

Делла Стрит метнулась к библиотеке.

– Я знала: что-то должно произойти, – заметила она, рывкомоткрывая дверь. – Не забудьте включить внутреннюю связь. Блокнот и карандаши уменя там. – Делла поспешно захлопнула дверь за собой.

Мейсон открыл дверь, выходящую в коридор. Дорис Салли Кентодарила его улыбкой:

– Я знала, что найду вас здесь, мистер Мейсон.

Она вошла в комнату, все еще улыбаясь, и села в кресло так,чтобы ее белокурые волосы выгодно выделялись на фоне черной кожаной обивки.

– Усердно работаете? – спросила она.

– Да.

– Извините, что помешала, но я подумала, что, возможно, вамбудет интересно.

– У вас есть адвокат?

– У меня? Сейчас нет.