моем случае заглянул — просто выпрямился. До этого крался на полусогнутых, и выглядело это, наверно, очень комично.

Урчала собака не по мою душу. Она упорно тянулась к крыльцу дома. Что там, мне не видно. Крыльцо плотно заросло виноградом. Собака рыла землю лапами, упираясь, натягивая цепь. Душилась ошейником, задыхаясь, падала. Потом поднималась, урчала и опять тянулась к крыльцу дома.

Понаблюдал немного, и поднял ружье, целясь в зараженную собаку. Слово «зараженная» для меня сейчас было как-то особенно важно.

— Не стреляй, — неожиданно раздался мужской голос со стороны заросшего виноградом крыльца.

Результат от слов был полностью противоположным. Выстрел разворотил крышу собачьей будки. Хорошо, что цепь не повредил.

Ближе к ступеням крыльца, туда, где виноградных лоз не было, подошел пожилой коренастый мужчина. Шел он медленно, маленькими приставными шажками, крепко держась за ограждение крыльца. Что-то в его лице было такое, что казалось, еще немного, и услышу нелестную оценку моих умственных способностей.

— Она почти успокоилась, — поход к краю крыльца дался мужчине тяжело, он хрипел, но не так как изменяющиеся. — Ты там стрелял?

Я немного подождал уточнения, или хотя бы жеста. Хотя чего это я, и так все понятно.

— Я там стрелял, — и сам себе заулыбался, представив, как мужик дальше говорит: — «Ты дебил?».

Повода для веселья не было. Ситуация не та. Но отходняк дело такое, у каждого свой. Меня, похоже, тянет поюморить.

— Знаешь, что происходит?

— Произошло заражение.

— Много заразившихся? — говоря, он пытался что-то рассмотреть за моей спиной, может «запоздавшего пустыша», задранного собаками, может еще что.

— Все.

— И ты тоже? — теперь он подозрительно смотрел на меня.

— И ты тоже, — вернул я, только с утвердительной интонацией.

— И сколько нам осталось жить, — он замялся, подбирая слова, — Людьми?

— Мы теперь бессмертные, нууу, пока не умрем.

Не удержавшись, я уже смеялся в голос, до слез. А отсмеявшись понял, что нервное напряжение, в котором я находился с утра — пропало. Протирая рукавом глаза, посмотрел на мужчину. Он смотрел все с тем же серьезным видом.

— Нервное, — сказал я.

Он просто кивнул.

— Давай так. Я сейчас быстро в магазин сбегаю. Вернусь. И расскажу все что знаю. Нормально расскажу, — зачем-то уточнил я.

— Хорошо. Пойду, чайник поставлю, — сказал он и медленно пошел в дом.

В магазине набил два больших пакета мясными и рыбными нарезками, свежим хлебом, набрал разных пирожных и взял большой торт. Все то, чего мне так давно хотелось. Еще взял воды, колы и сок. И бутылку самого дорогого коньяка, чтоб не бегать, если вдруг мужику захочется выпить.

Нашел мужчину в заросшей части крыльца. Он сидел в плетеном кресле. Рядом стоят небольшой столик и стул. На столе парит чайник, стоят чашки, сахарница и пачка с пакетиками чая. Подойдя, начал выкладывать продукты из пакетов, что-то на стол, что-то ставил рядом со столом.

— Хочешь верь, хочешь не верь, — начал я, — мы в другом мире. Неизвестно где он и что из себя представляет. Называть его принято — Улей.

Говоря, я начал делать себе бутерброды.

— Считается, что мы всего лишь копии, скопированные с куском нашего мира и материализованные здесь. Улей — это огромное лоскутное одеяло, состоящее из кусков разных миров. Куски эти разных размеров, форм и с разным временем перезагрузок.

Я остановился. С одной стороны давая задать мужчине вопросы, с другой — съесть первый бутерброд. Вопросов пока не было.

— Улей буквально пропитан спорами, которые, попадая в организм людей и крупных всеядных животных, заражают их. С одной лишь разницей. Одни начинают изменяться, превращаясь в кровожадных тварей. А другие получают что-то вроде иммунитета к изменению. Люди остаются людьми, собаки, к примеру, остаются обычными собаками. Но есть одно но, наши тела не имеют способности самостоятельно производить нечто, без чего не возможно выжить в этом мире. Но об этом позже.

В расход пошел следующий бутерброд.

— Людей остающимися людьми, принято называть иммунными. Изменяющихся — зараженными. Считается, что количество иммунных и зараженных, при перезагрузках, один к ста. Так что нам, можно сказать, повезло.

У меня пока нет сто процентной уверенности в иммунности мужчины. Но зачем ему говорить об этом? А еще я понял, что как-то некрасиво ем в одиночку.

— Может, съешь что? Может, кусочек торта с чаем?

— Нельзя торт, — обреченно, тяжело сказал мужчина, — Недавно была операция на сердце.

И вместо того, чтобы начать успокаивать, рассказывать, что Улей и не такое лечит. Вспомнил, что я знахарь. Подумал, что вот прямо передо мной шанс, посмотреть, как все развивается у иммунных с самого начала. Разумеется, с применением допинга. Может, получится что-то подправить. Ну и что, что нет опыта. Были же когда-то первые знахари, которые даже не знали, что они знахари.

— В конце концов, я знахарь тоже!

По глазам мужчины я понял, что, по крайней мере, последняя фраза была произнесена вслух.

— Я, наверное, могу помочь. Ах да, забыл, тебе же нужен живец. Без живца тебе теперь никак.

То, что я говорил, для мужчины было полной чушью, бредом сумасшедшего. И по его взгляду я понял — пить, что-либо, из моих рук он не будет, и дотронуться до себя, тем более, не даст. Как-то не так я представлял себе помощь новичку.

Разговор не задался. Аппетит пропал. А еще столько дел.

Тем не менее, налил в пустые кружки зеленый концентрат живца и разбавил водой. Из одной живец выпил сам, а вторую поставил на стол перед мужчиной.

— В кружке лекарство. У тебя скоро появится сильная жажда и начнет болеть голова. Выпьешь сначала половину. Это поможет. Через часик допьешь.

Встал и пошел со двора. Мужчина не сказал ни слова…

Зачистка деревни затянулась до ночи. Зараженных в деревне было еще много. И что самое ужасное — в основном измененные дети и подростки. Без злости и ожесточенности, с тупым хладнокровием я переходил от дома к дому…

А когда все закончилось, мне до безумия неприятно, отвратительно стало находиться в деревне. Если бы не приближающаяся ночь — ушел бы на тройник. Единственным местом, не вызывающим неприятные ощущения оставался магазин.

Велосипед искать не пришлось. Почти в каждом дворе велосипеды стояли на видном месте. Взял самый крепкий.

Заходить к новичку не стал. Не приглашал…

Большую часть ночи посвятил обжорству, пытаясь