– Боюсь, – усмехнулся Антон, – я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть вашу версию. Потому что мне категорически запретили заниматься убийством Сергея Брагина.

У Виктории под ложечкой шевельнулся неприятный холодок.

– Распоряжение сверху?

– Нет. Устное… но очень внушительное.

Она не сразу вспомнила, что это была фраза из ее романа. Антон улыбнулся и допил свой кофе.

– Но вам разрешили заниматься первыми четырьмя убийствами, так? – неожиданно сообразила Виктория. – И в этой части никто вас не стесняет? Значит… значит, я не права.

– Почему?

– Потому что, если бы некая… некие службы убили Сергея, как я сказала, и хотели бы замести следы, они бы запретили расследовать все убийства. Именно так.

– Да ну, с какой стати это должны быть какие-то службы? – недоуменно пожал плечами Антон. – Скорее всего, Сергея Брагина убили его враги, но… затевать для этого комбинации с четырьмя лишними трупами… Простите, но такое встречается только в романах.

…Интересно, подумала Виктория, как много в жизни зависит от интонации. Ведь эту фразу другой человек мог бы преподнести таким оскорбительным тоном, что у нее пропала бы всякая охота не то что пить кофе со своим собеседником, но и вообще говорить с ним. А Антон Помогай произнес свои слова очень просто, так, что она, Виктория, сразу же поняла и приняла, что ее версия нелепа.

Однако на всякий случай она все же спросила:

– А вам объяснили, почему нельзя заниматься делом Сергея?

– Да. Во-первых, для этого есть следователи классом повыше, чем я. Во-вторых – и это основная причина – такое убийство, то есть с помощью подстроенного взрыва, проходит по крайне серьезным статьям, и его раскручивают сразу несколько ведомств. Я им помочь не могу, а вот помешать – запросто. Поэтому меня и предупредили, чтобы я держался в стороне.

– Я налью вам еще, – спохватилась Виктория, поднимаясь с места.

Антон сказал ей комплимент по поводу ее кофе, который стоило бы переадресовать кофеварке и его производителям, – потому что сама Виктория считала, в общем-то, что ничего особенного она не делает. Однако, хотя она не слишком любила возиться с едой, все, от напитков до запеканок и рагу, получалось у нее почему-то очень вкусным.

– Я в детстве не очень любил кофе, – признался Антон, улыбаясь. – А вот мой отец без него не мог жить.

– А ваш отец чем занимается? – спросила Виктория, ставя чашку на стол.

Антон кашлянул.

– Вся моя семья погибла, – сказал он, глядя в сторону. – В автокатастрофе. Отец, мать и… и сестра. Я тоже должен был ехать с ними, но поссорился с отцом и убежал, и меня не смогли найти.

Виктория не любила восклицаний вроде «какой ужас!», «какое несчастье!», но что еще можно было сказать в данной ситуации? Остаться без семьи – это действительно ужасно. Невольно на память ей пришел кабинет следователя – необжитый и безликий. Ни единой фотографии, ни одного любимого лица. Не зря ей тогда это показалось странным.

– Несчастный случай? – спросила она. – Или…

– Это был не несчастный случай, – резко ответил Антон. На его виске дернулась жилка, и Виктория поняла, что для него до сих пор это больная тема. – Но того подонка, из-за которого они погибли, не нашли. А моей сестре Соне было всего пять лет.

Вот оно что, подумала потрясенная Виктория. Уж не из-за этого ли ты решил стать следователем? Вершить правосудие, потому что сам оказался его лишен?

– Извините, – мягко сказала она. – Наверное, мне не стоило говорить об этом. – И, протянув руку, дотронулась до его ладони, лежавшей на столе.

Продолжение озадачило ее, если не сказать больше. Потому что Антон отдернул руку и схватил ее за запястье мертвой хваткой. Пальцы у него оказались железные, и на какую-то долю секунды Виктория даже испугалась, что он сломает ей руку. Однако следователь лишь улыбнулся и отпустил ее.

– Простите, это все нервы, – пробормотал он, вцепившись в свою чашку. – Сегодня мне влетело от прокурора за то, что не могу разобраться в вашем деле. – Он поморщился и откинулся на спинку стула. – Совсем я распсиховался.

Виктория повторила свои слова о том, что ему надо отдохнуть, но теперь ей стало с ним вовсе не так уютно, как прежде. Вновь ее посетило то же чувство, что и не так давно с Лизой, – чужой человек, выглядывающий из-под привычной маски. И было странно видеть, как сверкнули сталью светлые глаза на этом молодом лице прилежного студента, когда он схватил ее за руку. Его лицо, казалось, не таило в себе никаких загадок, а на самом деле принадлежало не слишком счастливому, смятенному человеку. И Виктория не знала, что можно сказать Антону или сделать, чтобы успокоить его. Есть душевные раны, которые не залечиваются до конца и открываются при малейшем прикосновении.

И она была чуточку, самую малость рада, когда их беседа наконец закончилась и за ее гостем затворилась дверь.

– В общем, мы все там же, где и прежде, – подытожила Виктория. – Пять странных убийств, пятое по характеру явно заказное, а четыре… Никита, ты меня слушаешь?

Но он смотрел телевизор, где по спортивному каналу показывали очередные гонки, и по сосредоточенному выражению его лица Виктория поняла, что мыслями он весь на трассе, за рулем знакомой машины, и что выдернуть его из этой иллюзии сейчас было бы слишком жестоко. Поэтому она замолчала и вернулась к своим размышлениям.

– Ты что-то сказала? – спросил Никита через несколько мгновений, когда началась реклама.

Она объяснила, что говорила про убийства, которые до сих пор так и не раскрыты.

– А что ты хочешь, – отозвался гонщик, пожав плечами. – Слишком мало времени прошло.

Ее взгляд упал на его руку, державшую пульт, – довольно красивую, надо признать, мускулистую руку, и Виктория почему-то очень живо представила себе, как вместо пульта эта рука держит пистолет. Она уже успела отыскать в Интернете все подробности гибели финского гонщика с непроизносимой фамилией, и, хотя Виктория менее всего была склонна повторять поступки героев своих книг, иногда ее так и подмывало спросить у Никиты, не он ли убил своего коллегу и соперника.

И посмотреть на его реакцию.

И сделать окончательный вывод, он это был или не он.

…А вообще она уже поняла, что их связь – нечто временное и случайное, и надо осторожно подвести ее к логическому концу. Не то чтобы Виктория боялась Никиту, – хотя и не собиралась забывать, что он был когда-то основным подозреваемым в жестоком убийстве. Просто она прекрасно осознавала, что значит жить с человеком, потерпевшим крушение всех своих надежд, и в кого превращаются бывшие спортсмены, блиставшие еще вчера. Это писатель может в восемьдесят с лишним лет написать сказку о Шреке и прославиться, а спорт безжалостен, он перемалывает людей и выбрасывает их на обочину жизни. И все восхищение толп поклонников, пока ты блистаешь, сразу же сходит на нет, когда возраст и травмы берут свое. И счастливы те, кто после завершения спортивной карьеры находит себя в смежной области, такой, как тренерство, или в спортивной журналистике, или на посту чиновника при своей бывшей команде.