федеральный закон! Выше — только Конституция! Но многие всё равно продолжали протестовать. Вот хотя бы как твоя мать.

Артур не стал в который раз спрашивать, что именно он рассказывал Богдану в тот период жизни, которого не помнил. Было ясно, что очень и очень много.

— Эти люди сбились в группу и периодически устраивали митинги, — продолжал Богдан. — Поначалу, опять же, им разрешали. А потом перестали. И с каждого митинга их везли в спецприёмник. И опять же, банк надеялся, что они образумятся. Но нет. Не образумились. И вот тогда подобных стали объявлять диссидентами. А как с ними обходились, решал суд. Кого-то отправляли на исправительные работы, кого-то — в психушку. Но очень скоро от протестующих не осталось никого.

Богдан допил пиво, вздохнул и добавил:

— И на улицы нашего города вернулось спокойствие.

— Банк уже тогда приказывал полиции и суду? — уточнил Артур.

— Сам банк не приказывал — это делали за него. Де-юре банк не мог влиять на подобные процессы, но де-факто банком управляли те же люди, что и всей страной. Возражать банку означало возражать государству.

— Да сколько можно?! — раздался рядом крик.

Артур и Богдан повернули головы — из-за столика, где сидели жильцы дома, вскочила девушка. На её лице была написана истерика: глаза широко раскрыты, рот перекошен, кожа бледная. Руками она постоянно совершала хватательные движения, словно пыталась взять что-то из воздуха.

— Что происходит?! — кричала она, оглядывая остальных. — Куда нас везут? Почему вы все сидите и жрёте?! Объясните уже что-нибудь!

После её слов в вагоне, где до этого стоял тихий гул голосов, воцарилась тишина. Все смотрели на девушку. И хотя её соседи наверняка были с ней согласны, они тоже смотрели на неё со страхом. Вероятно, потому, что солдаты в углу взяли автомат как-то иначе и очень пристально взглянули на кричавшую.

— Успокойся, — ответил ей Гыча, вставая из-за стойки. — Сядь.

— Нет! Не сяду! — замотала головой девушка. — Объясните, куда нас везут! Нас выдернули из кроватей! Из капсул! Мы же просто спали! Спали, и... А вы выдернули нас! Напугали! Посадили в эту машину, и... Отвезли, и... Теперь в поезде!

Она говорила всё более сбивчиво, ища поддержки у знакомых и не находя. Гыча медленно подходил к ней, сочувственно кивая, а потом резким движением залепил ей пощёчину. От хлёсткого удара девушка упала. Схватившись за щёку, она смотрела на Гычу, боясь шевельнуться.

— Ну как? — сочувственно спросил тот. — Тебе лучше?

Девушка ничего не отвечала, просто не мигая смотрела на обидчика.

— Надеюсь, что лучше, — продолжал Гыча. — По крайней мере, истерика у тебя закончилась. Итак, у вас вопросы. Что ж. Вас всех мы везём в безопасное место. Туда, где вам ничего не угрожает.

— А нам что-то угрожало дома? — дрожащим голосом спросил паренёк в голубой пижаме с кроликами. Его длинные чёрные волосы, до плеч, торчали в разные стороны.

Гыча повернулся к нему, оглядел с ног до головы, улыбнулся и ответил:

— Да. Вам угрожало очень многое. Например, стать пациентом психиатрической больницы, как вот эти вот милые джентльмены.

Он обвёл рукой людей в клетчатых больничных пижамах.

— Но ведь они-то психи, — возразил парень. — А мы-то нормальные!

— Они такие же психи, как и ты, — улыбнулся Гыча. — Не больше и не меньше. Но их положили в больницу и держали там взаперти. Некоторых — много лет. С вами они сделали бы то же самое.

— А можно мне домой?

Гыча хмыкнул.

— Конечно. Посмотри в окно.

Парень не отрываясь смотрел на Гычу широко раскрытыми от страха глазами.

— Нет, правда, посмотри. И все вы — посмотрите в окна. Что вы там видите?

Все, включая Артура, уставили в окна. Ничего, кроме темноты, сугробов и засыпанных снегом деревьев они не увидели.

— Если хочешь, — вкрадчиво продолжил Гыча, обращаясь к парню, — я прикажу остановить поезд, и ты сможешь сойти. А потом можешь идти, куда хочешь. Хочешь — домой, хочешь — в другое место. Держать тебя никто не будет. Честно-честно!

Парень облизал пересохшие губы:

— Но ведь там снег. Как я... как я дойду до города?

— Это уже твоя проблема, дружок-пирожок! Если хочешь, мы тебя отпустим, но гнать весь поезд обратно ради тебя одного — это, по-моему, перебор. Да ведь, ребята?

Гыча обвёл пассажиров насмешливым взглядом. Наверное, многие бы хотели попросить его развернуть поезд, но сказать это вслух не осмелился никто.

— Вот видишь, они не хотят возвращаться. — Гыча улыбался так, словно говорил с ребёнком. — А раз ты такой один, то только пешком. Ну как, остановить поезд?

Парень затравленно глянул на соседей по дому, но те сделали вид, что ничего не заметили. Тогда он посмотрел на солдат с оружием, снова на Гычу — и отрицательно покачал головой.

— Что? Не хочешь выходить?

— Нет, — хриплым голосом ответил парень.

— Ну тогда какого хуя ты ебёшь мне мозги? — рявкнул Гыча. — Как ты думаешь, если мы вытащили тебя из капсулы и вывезли из города, рискуя шкурой, то будем теперь останавливать поезд?!

Парень еле заметно покачал головой, не сводя испуганных глаз с Гычи.

— Что? — спросил тот. — Я не слышу тебя!

— Нет, — пропищал парень. — Простите, пожалуйста...

— Значит, так. — Гыча ещё раз обвёл взглядом пассажиров. — Объяснять вам цель поездки и вашего похищения я не собираюсь. Моё дело — довезти вас живыми и, по возможности, здоровыми. Но уговаривать я никого не буду. И поезд, конечно, тоже останавливать не буду. Но если кто из вас, уродов, захочет выпрыгнуть — только скажите, я помогу. Ещё вопросы?

— А что это за поезд? — спросил Артур.

Он не боялся Гычи. После того, как Гыча оставил его рядом с продырявленной машиной и надвигающимся танком, он больше не пугал Артура. А вот про поезд узнать было действительно интересно. И хотя Богдан бросил на Артура предостерегающий взгляд, он не удержался.

— О, наконец-то интересный вопрос! — обрадовался Гыча. — Поезд правительственный. Вообще-то, это даже бронепоезд. Предназначен для эвакуации важных лиц в срочном порядке. Со времён войны такие поезда стоят в депо по всей стране. Иногда на них перемещаются, но не часто. Зато запас еды и топлива в них поддерживают всегда. О