— Вот за этой дверью. — Солдат встал. — Пошли.

— В смысле — пошли?

— В смысле — ты в туалет, а я снаружи посторожу.

Туалет удивил чистотой. Не сразу разобравшись со смывом и раковиной, Артур всё же сделал всё необходимое и вернулся к своему месту. Он думал о солдате, который помог ему найти туалет. Крупный мужчина, с едва заметной щетиной, строгим взглядом карих глаз. Эта строгость была какой-то неестественной, словно солдат хотел выглядеть суровее, чем был на самом деле. Кто он? Откуда? Есть ли у него дом? Своя капсула сна? Всегда ли он был солдатом, или раньше работал, например, на заводе, как Артур? Доводилось ли ему стрелять из автомата, который он не выпускает из рук? Доводилось ли убивать людей?

Мысли приходили в голову сами собой, и Артуру было интересно представить, как выглядит этот солдат в обычной одежде, без формы и оружия. А вопрос об убийствах, возникший в его голове, уже не вызывал интереса и отзывался страхом где-то в низу груди. И невольно напрашивался следующий вопрос: не убьёт ли этот солдат его, Артура? Или других пассажиров? Страх, возникавший от этих мыслей, напоминал о страхе, испытанном при столкновении с танком. Но это чувство настолько отталкивало Артура, что его мысли невольно соскальзывали в сторону. Впрочем, они и вовсе рассеялись, когда он увидел Катю. Она неуверенно шла вдоль вагона, вглядываясь в лица остальных пассажиров, и замерла, когда встретила Артура.

— Привет, — поздоровался он, останавливаясь.

— Привет, — ответила Катя, заливаясь румянцем.

Она оглянулась, словно боялась, что их заметят вместе, и спросила:

— Артур, ты знаешь, что происходит?

— Зачем нас похитили? Без понятия.

— Да? — Катя не пыталась скрыть разочарования. — А я подумала, может, хоть ты знаешь...

Потом она бросила взгляд на одежду Артура и, поколебавшись, спросила:

— А ты и правда... Ну, ты понимаешь.

— Не понимаю, — покачал головой Артур.

— Ой, ну... Ты и правда лежал в психушке? То есть, в психиатрической больнице?

— Правда.

— О... Понятно... Ну ладно, пока. — Катя развернулась и поспешила уйти.

Артур хотел задержать её, что-то спросить — например, что там происходило в городе, за последние девять месяцев — но так и не решился окликнуть бывшую соседку. Она не хотела с ним общаться. Скорее всего, она подошла к нему с вопросом только потому, что он единственный мог пролить свет на происходящее. А может, надеялась, что Артур всё же не лежал в психбольнице. Но когда её опасения подтвердились, постаралась поскорее уйти.

Артура это уязвило. Когда-то она хотела затащить его в постель, причём для самого Артура это было не так уж и давно, а теперь стыдилась его общества.

— Обидно, — пробурчал под нос Артур, возвращаясь на койку.

Теперь он думал о Кате и о своей жизни, и страх, возникший ранее из-за мыслей о солдате, уже не возвращался. Он уступил горечи сожалений об утраченной жизни. Артур думал о том, что у него было, и что он потерял. И пусть было не так уж и много, это всё же была его жизнь, в которой он дорожил каждым небольшим успехом. Тем, что вытянул семью с братом. Что выучился и получил работу на заводе. Хорошую работу, квалифицированную. А теперь эти достижения не имели никакого смысла.

Артур одёрнул себя: имело смысл то, что он ухаживал и воспитывал брата. И хотя Виталик вырос неблагодарным идиотом, всё же он не отправился в детский дом, как это было в некоторых других семьях. После войны многие дети, оставшиеся без родителей, отправились в детский дом. Что именно там происходило, Артур не знал, но слухи ходили один страшнее другого. Такой участи Виталику он не желал.

«А главное, — думал Артур, — мама была бы довольна, что Виталя остался со мной. Она бы меня похвалила».

Мысли о матери успокоили Артура. Тогда он постарался представить себе любимую фантазию, место, где хотел бы оказаться — дом в лесу, окружённый зелёными деревьями. Елями. Воображение рисовало сумрак хвойного леса, пронизанный косо падающими солнечными лучами. Яркие красные и жёлтые птицы перелетали с ветки на ветку, громко щебеча. Дом на этот раз представился каменный, из его трубы шёл дымок. В окнах плясали отблески огня — наверняка, камина. Это было прекрасное, тихое место вдали от людей, вдали от тревог.

Незаметно для себя Артур задремал. И тут же резко проснулся из-за страшного сновидения — содержание не запомнилось, но испуг не проходил. Однако страх сменился удивлением, когда Артур заметил, что за окном уже светает. Богдан всё ещё спал, негромко похрапывая, но деревья и сугробы за окном стали бледно-серыми.

«Я что, всё-таки уснул? — поразился Артур. — И уже... утро?»

Он поднялся и глянул в обе стороны прохода: люди на кушетках спали. Лишь один парень с чёрными волосами до плеч, тот, что вчера говорил с Гычей, сидел на одном из боковых мест и расширенными глазами, не мигая, смотрел в окно.

Артур закрыл глаза и попытался уснуть, но у него не получалось. Только сильнее захотелось в туалет. Поняв, что уснуть не удастся, Артур встал и пошёл к выходу из вагона. Сонный солдат в конце вагона встрепенулся, когда он проходил мимо, но Артур тут же объяснил:

— Я в туалет.

Солдат кивнул и на этот раз выходить за дверь не стал. Когда Артур возвращался на своё место, он снова увидел парня, который не мигая смотрел в окно, и ему стало интересно: неужели он просидел так всю ночь? Жильцы дома номер сто четыре явно сторонились пациентов, и поведение Кати было тому подтверждением, но Артур всё же решил рискнуть и подойти к парню. Возможно, тот был напуган после разговора с Гычей.

— Доброе утро, — поздоровался Артур, подходя ближе.

Парень никак не отреагировал, даже не повернул головы.

— Знаю, знаю, — поднял руки Артур. — Ты боишься меня, ведь я пациент из психушки, и всё такое... Я просто хотел спросить, всё ли в порядке? У тебя совсем не получилось поспать?

Парень снова ничего не ответил и даже не пошевелился. Артур пригляделся к нему, и вдруг с пугающей чёткостью осознал, что его собеседник мёртв.

Глава 16

Вскоре выяснилось, что за ночь умерли четверо пассажиров. Помимо парня в пижаме с кроликами скончались ещё двое мужчин и женщина — все трое