нее большие надежды как в решении общемонгольских задач расширения империи, так и в укреплении ее собственных позиций среди онгудского населения в качестве единоличного правителя.

УКАЗ ЧИНГИСХАНА О ПОЖАЛОВАНИИ ЕГО ДОЧЕРИ АЛАХА БЭХИ В ЗАМУЖЕСТВО ОНГУДАМ И ДАННЫЕ ЕЙ ПО ЭТОМУ ПОВОДУ НАСТАВЛЕНИЯ

Чингисхан пожаловал дочь свою Алаха бэхи в замужество онгудам[651]и дал ей такие наставления:

«Так стань же ты,

Любимейшая Алаха,

Второй оглоблей в моей телеге,

Гением-хранителем — на поле боя,

Подковой, чтоб не поскользнулся я.

Нет ничего важнее для человека,

Чем тело бренное,

И незапятнанное имя,

И светлый ум его.

Нет злей врага для человека,

Чем неразумный гнев

И помраченный разум.

Вокруг достойны многие доверья,

Но лишь самой себе ты, дочка, доверяй.

Близки по духу будут многие тебе,

Но все ж никто

с душою собственною не сравнится.

Лелеять можно многое на свете,

Но ничего дороже жизни нет.

Живущий благородно достоин жизни вечной.

А осторожный человек

Всю жизнь во здравьи проживет.

Будь стойкой, Алаха бэхи!

Тогда вовек не устрашишься никого!»[652]

Поскольку подобные «политические браки» Чингисхан практиковал в отношениях с владетелями подчинившихся ему племен и народов, это лишний раз свидетельствовало о том, что онгуды к тому времени (1211 г.) подчинились Чингисхану, а их предводитель Алахуши дигитхури уже не считал Алтан-хана своим сюзереном[653].

Однако для чжурчжэньского Алтан-хана и его генералов это было отнюдь не очевидно. Правда, только до тех пор, пока главные силы монгольского войска (левое крыло), пройдя пустыню Гоби, не вступили на земли онгудов. Беспрепятственно преодолев пограничную или внешнюю линию чжурчжэньской оборонительной системы, монголы вторглись на территорию империи Цзинь.

Разрабатывая план военного вторжения на территорию державы Алтан-хана, Чингисхан придавал большое значение привлечению на свою сторону не только онгудов, но и всех антицзиньских сил, в частности киданей, которые, по свидетельству Рашида ад-Дина, «были родственны монгольским кочевникам. Их язык, внешний облик и обычаи схожи между собой…» А когда после выступления весной 1211 г. монгольских войск в поход Чингисхан во всеуслышание объявил, что одной из целей этой войны является «освобождение от ига чжурчжэней братского киданьского народа», это буквально «взорвало империю Алтан-хана изнутри»[654].

Призывом к полководцам армии Алтан-хана (не только киданям, но и китайцам и даже чжурчжэням. — А. М.) массово переходить на сторону монголов стало оглашение первого из цитируемых ниже указов Чингисхана[655].

УКАЗЫ ЧИНГИСХАНА О МЕРАХ НАКАЗАНИЯ ЗА ПРЕСТУПЛЕНИЯ И ПРОСТУПКИ ВОИНОВ АРМИИ АЛТАН-ХАНА

«Чингисхан повелел покончить с произволом военных и впредь применять высшую меру наказания только в случае совершения противником тяжких преступлений, в других же случаях в зависимости от серьезности проступка — различные виды телесных наказаний»[656].

В числе первых, кто перешел на сторону Чингисхана, был военачальник чжурчжэньской армии, киданец по происхождению Шимо Мингань (Шимо Мянган), который «передался монголам и объявил им о подлинном состоянии нючженьской армии»[657]. Это, несомненно, могло способствовать успешным действиям монгольского воинства в сражении при Унэгэн даваа[658].

В результате шестимесячной военной кампании 1211 г. монголы взяли под контроль почти всю территорию между внешней и внутренней Великой Китайской стеной. По мнению современников тех событий, сдача монголам Западной столицы Датун, разгром в районе перевала Унэгэн даваа 400 000-й кадровой чжурчжэнь-ской армии, позорное бегство ее военачальников впоследствии предопределили бесславный конец чжурчжэньской империи.

Некомпетентность чжурчжэньского императора в армейской кадровой политике, а также в выборе тактики оборонительных действий[659], неадекватность наказания за проявленную чжурчжэньским командованием нерасторопность и трусость — все это привело к тому, что «офицеры и солдаты… начали выходить из подчиненности», а то и просто переходить на сторону монголов.

В числе первых китайских военачальников из цзиньской армии, перешедших на сторону монголов в 1212 г., был Гуо Бао Иуйя. По настоянию Мухали Чингисхан дал этому китайскому военачальнику аудиенцию, на которой спросил у последнего, как принудить китайцев к повиновению. Среди действий, которые Гуо Бао Иуйя посоветовал Чингисхану предпринять, были не только меры силового воздействия на население Северного Китая. По его мнению, новая монгольская власть должна быть подкреплена силой новых законов.

Чингисхан согласился с китайским военачальником, и вскоре (1212 г.) были обнародованы новые указы Чингисхана.

УКАЗЫ О ПРАВИЛАХ МОБИЛИЗАЦИИ В МОНГОЛЬСКУЮ АРМИЮ И ПОРЯДКЕ НАЛОГООБЛОЖЕНИЯ НАСЕЛЕНИЯ СЕВЕРНОГО КИТАЯ

«В целях мобилизации в монгольскую армию местного населения был установлен призывной возраст: от 15 до 60 лет; если в семье, имевшей 4 акра обрабатываемой земли, было трое молодых мужчин, один из них мобилизовывался в армию.

Также законодательно устанавливались размеры копчура (оброка) с разных категорий граждан (в зависимости от национальной и социальной принадлежности)»[660].

По мнению китайского исследователя Г. Намжила, все эти указы, вероятно, дополнили содержание «Книги Великой Ясы» Чингисхана[661]. В дальнейшем же, как считает российский исследователь Р. П. Храпачевский, Чингисхан и его преемники пришли к пониманию того, что важнейшую роль в принуждении китайцев к повиновению играет «заимствование китайского опыта управления (в том числе в области налогообложения. — А. М.) вместе с заимствованием самих китайских чиновников, перешедших на службу к монгольским правителям…»[662]

Судя по древним источникам, помимо китайцев, Чингисхан стремился привлечь в качестве советников представителей киданьской аристократии, служивших чжурчжэньскому императору, для чего постоянно «…справлялся о близких родственниках дома Ляо (служивших в императорской администрации. — А. М.)». Одним из них был киданьский полководец (тысяцкий армии Алтан-хана. — А. М.) Елюй Люгэ.

В первый весенний месяц 1212 г. в Лунане состоялось представительное собрание киданей, на котором Елуй Люгэ, объединившись с Елюй Ахаем, провозгласил себя главнокомандующим киданьского воинства[663], после чего к Чингисхану был отправлен посол с известием о присоединении киданьских войск к монголам.

Возмущение киданей против цзиньцев в Ляодуне и их переход на сторону монголов явилось серьезным ударом по позициям империи Цзинь в этом районе (северо-восток Китая). Таким образом, курс Чингисхана на усиление внутренних противоречий в империи Алтан-хана и, в частности, между чжурчжэнями и подвластными им киданями дал свои результаты. При непосредственном участии монгольских войск были сделаны важные шаги по возрождению киданьского государства, сразу признавшего сюзеренитет Великого Монгольского Улуса…

Антагонизм между чжурчжэнями и их подданными (китайцами) и бывшими союзниками (тангудами, южными сунами, корейцами) обострялся. Это выразилось во вспыхнувшем в Шаньдуне в 1212 г. античжурчжэньском восстании «поклонников красного огня», в переходе на сторону монголов четырех тумэнов китайских войск, во вторжении в 1213 г. на чжурчжэньскую территорию тангудских