Сэйерс окончила курс с отличием, но звание магистра искусств первой степени получила лишь пятью годами позже, в 1920 году, когда Оксфорд стал присуждать женщинам ученые звания. Шаткость и неопределенность их положения в университетской среде, где их скорее терпели, чем приветствовали соперники-мужчины, также нашла отражение в «Возвращении в Оксфорд», став одной из побочных тем романа. Сохранилась записка, в которой тьютор Сэйерс остерегала ее от того, чтобы казаться слишком умной, так как ум вовсе не относится к тому, чего ждут или требуют от женщины.

Литературная карьера Дороти Сэйерс началась публикацией стихов, которые она написала в первые несколько лет после получения степени. Не решаясь разом порвать с местами, где была так счастлива в студенческие годы, Сэйерс устроилась на работу в издательство Блэкуэлла, где опубликовала некоторое количество довольно скверных стихов, посвященных любимому своему Оксфорду.

Пускай другие клянут тебя,

Хоть мне ли не знать, каков ты есть,

Но, неустанно тебя любя,

Я воспою твою славу и честь!

Ее издательская карьера продлилась недолго: босс сравнивал Сэйерс с породистым рысаком, тянущим телегу, и она поняла, что ее удел — зарабатывать на жизнь писательским трудом. Она перебралась в Лондон, чтобы заняться там поисками работы, которые шли туго, и на протяжении всего этого непростого периода Сэйерс не раз впадала в отчаяние при мысли, что ей придется сдаться и согласиться на постоянное место учительницы. Она очень нуждалась тогда и чуть ли не голодала.

Когда, говоря фигурально, стрелки на циферблате ее финансов уже приближались к роковому двенадцатому часу, Сэйерс повезло: она нашла работу, для которой, казалось, была рождена — работу с текстами. Она стала копирайтером в рекламном агентстве Бенсона в Холборне. Снимая квартиру в Блумсбери, она пешком отправлялась в Холборн, где погружалась в атмосферу телесериала «Безумцы» версии 1920-х годов. Сэйерс чувствовала себя как рыба в воде среди таких же, как она, копирайтеров — мужчин, ценивших ее за острый ум и мастерское владение словом. Шумную, шутливую, наполненную соперничеством атмосферу этого рекламного агентства Сэйерс с большой нежностью воспроизвела годы спустя в романе «Убийству нужна реклама» (1933).

Сюжет романа достаточно нелеп, но каждому читателю запомнилось яркое описание жизни офисных служащих в период между двумя мировыми войнами. В агентстве Бенсона Сэйерс стояла у истоков памятных рекламных кампаний вроде «Горчичного клуба» и стала автором знаменитой песенки в рекламе пива «Гиннесс», в которой фигурирует тукан.

Известно всем и каждому,

Что «Гиннесс» — это класс,

Насколько же зобастый

Тукан счастливей нас!

Наконец, на тридцатом году жизни, она отдала в печать роман, написанный в свободное от работы время, «Чей труп?» (1923), в котором впервые появляется лорд Питер Уимзи — персонаж, чье рождение ознаменовало для Сэйерс окончание скудных лет. Приведший ее к финансовому благополучию и обеспечивший возможность быть только и исключительно профессиональным писателем.

Лорд Питер Уимзи заботился о Сэйерс в тяжелые времена, служа ей финансовой и, подозреваю, эмоциональной опорой. Величайшим удовольствием для нее стало тратить его деньги. «Ведь, в конце концов, мне это ничего не стоило, — впоследствии объясняла она, — а я тогда очень нуждалась. Когда обстановка моей единственной голой комнаты начинала уж слишком меня тяготить, я снимала ему роскошную квартиру на Пикадилли. Когда мой дешевый ковер протерся до дыр, я заказала ему обюссонский ковер. Когда у меня не было денег на проезд в автобусе, я подарила ему «даймлер» с креслами, обитыми с потрясающим вкусом и роскошью, и, когда меня охватывала тоска, я сажала его за руль».

Богатство, роскошь и невероятное великолепие жизни лорда Питера, разумеется, способствовали неоднозначному к нему отношению. Многие читатели считали его смешным: чересчур обходительным, слишком аристократичным. И во всем-то он разбирался — и в инкунабулах, и в крикете, и в международном положении; смущали его сентиментальность и излишняя щепетильность (неизменно обнаруживающиеся под конец, когда убийцу приходится отправлять на виселицу).

Иллюстрация, сопровождавшая первое появление детектива-лорда Питера Уимзи в журнальной публикации

Но в то же время лорду Питеру было присуще свойство откровенно говорить со всеми — и с пэром, и с поденщицей. Он самоотверженно и не жалея сил преследует преступника и привлекает читателей своей участливостью к современницам — женщинам с их нелегкой в те годы судьбой. Сэйерс заставляет его, например, финансировать агентство, подыскивающее место для выброшенных на обочину жизни «лишних» женщин. Возглавляемое мисс Климпсон (конечно же, старой девой) агентство дает этим женщинам как заработок, так и жизненную цель и снабжает Уимзи целой армией помощниц, облегчающих его труд сыщика. В романе «Смертельный яд» (1920) мисс Климпсон, совсем как мисс Марпл, выступает в роли весьма успешного секретного агента: она проникает в кафе и дома, чтобы незаметно, как бы ненароком, собрать необходимую информацию. Ей удается даже выдать себя за медиума и заставить медсестру поверить, будто духи требуют, чтобы она отыскала пропавшее завещание.

Но не сразу, лишь из его признаний матери и благодаря бывшему боевому товарищу Бантеру, обнаруживается вызывающая симпатию черта Уимзи — душевная травма, которую нанесло ему пребывание в окопах Первой мировой. Под лощеной внешностью скрывается глубоко страдающий человек.

И все-таки лучше бы Сэйерс осталась с лордом Питером. В реальности, однако, она завязала отношения с Джоном Курносом, русским евреем из США, приехавшим в Лондон в качестве журналиста. Ему нравилось брать интервью у известных литераторов: по словам Сэйерс, он «был из тех, кто само слово «искусство» произносит с большой буквы». Отношения их складывались непросто. «Это так утомительно — иметь любовника, — писала она. — Приходится ограничить свое общение лишь им одним, потому что он не одобряет твоих друзей и не дает тебе видеться с ними… постоянно лгать им тебе претит, так лучше уж вовсе прекратить дружеские встречи. Отношения приходится скрывать, так как откровенность грозит отлучением от родительского дома».

После долгих уговоров Курнос склонил Сэйерс к интимной близости, хотя это противоречило всем ее религиозным устоям. Крах не заставил себя ждать: «Рискну сказать, что хотела слишком многого, — писала она, — не желала довольствоваться чем-то меньшим, чем твоя любовь, чем дети от тебя, чем открытое, перед всем миром, признание нас супружеской парой… ты же всячески старался мне доказать, что ничего этого давать мне не собираешься».

После разрыва с Курносом Сэйерс нашла утешение в человеке совершенно иного склада. Легкомысленный любитель танцев и автомобилей, Билл Уайт был не больше чем простой подменой. Сэйерс спала с ним, на сей раз не придавая их связи большого значения, и забеременела. Но отцовство Уайту подходило не больше, чем Курносу, и Дороти осталась ни с чем. Из первых пришедшихся очень кстати роялти за «Чей труп?» были оплачены счета доктора. Сэйерс взяла двухмесячный отпуск и, боясь признаться родителям, отправилась в Хэмпшир, чтобы родить там в частной лечебнице.