ничего не заработать, но судя по их плачевному виду они очень нуждались. Спустя время мне надоело слушать одно и то же и я попросил гитару. К своему удивлению я полностью вспомнил текст песни группы Провода Про Любовь и ещё несколько самых крутых песен, что я чирикал на набережной в Саратове во время бессмысленного студенчества.

Я зашиб им ещё немножко денег. И я был поражён, когда Боцман, как звали аскера поделил выручку ровно поровну между мной и их компанией. Я не стал отказываться: дают — бери, раз уж они так решили. С ними была ещё девушка, сбежавшая из дома и парень, который рисовал на теле всякие узоры за плату. Он чистосердечно признался мне, что являлся внештатным сотрудником милиции, а выглядел, как хиппарь: тощий и с длинными волосами.

Неуклонно приближалась ночь, они все обитали в доме на окраине. Девушка с пареньком гитаристом ушли на вечернюю рыбалку, а я напросился к ним на ночлег. Мы купили картошки, минералки и майонез. Они были бродягами, и я не стал признаваться, что вкалывал в налоговой в России, ибо все всегда полагают, что если там работаешь, то чуть ли не миллионами ворочаешь. Я просто был никем, восходящей иконой антиуспеха. А госслужба в РФ — это постыдная, низкооплачиваемая и трудоёмкая работёнка лучше которой всё что угодно. Ни хера там не получал то насколько трудился и ещё плевали на меня.

На ужин подали варёную рыбку и картошку. Все ели руками из одной кастрюли. Я полюбил украинцев, они были такие простые и открытые люди.

Всю ночь балакали про обычную жизнь, как обычные люди. Я загорелся спонтанной идеей уличной музыки, что могла помочь не только заработать на еду в пути, но и легко познакомиться с какой-нибудь голубой девушкой. Именно так я считал тогда: просто играешь и поёшь, а к тебе подкатывает она — красивая девочка с висящим платьем, как кобра под дудку. Оставалось лишь немного рассказать о себе и задирать ей сначала вверх, потом вниз.

На следующее утро мы вновь пришли на центральную улицу, художник нарисовал мне узор на руке, и я тронулся дальше.

Ещё никогда в жизни я не видел таких прекрасных женщин, как в Украине. Пришлось немного проехать до трассы на автобусе и там была одна с лазурными глазами. В России её бы немедленно разорвали, а там это было нормальное повсеместное явление. Мне достаточно было трёх секунд, чтобы определить, притягательна ли девушка. Там каждая вторая будоражила внутреннее из-за чего терялась неусыпная бдительность, да и плевать, я ж не мог вырвать себе глаза или смотреть только в пол или только в небо. Такие сладенькие украиночки, такие плотные, тугие жопы: не рыхлые и сдувшиеся, как у наших. В них надо было буквально продираться, настолько там всё плотно, огромное внутреннее давление: только у украиночки такое во всём этом грешном мире, ох, Господи помилуй.

Через час я уже топтался в Феодосии. Искупался в море и решил возвращаться домой: время поджимало, рюкзак явственно ощущался будто набитый кирпичами и самое главное — ноги. Величайшая ошибка — отправляться в такое жёсткое путешествие в уличной обуви. На ступнях, между пальцами, везде, где можно зияли кровавые мозоли, они просто не успевали заживать и тщетно просили о пощаде. Я ощущал себя Ариэль, не иначе.

На выезде из Феодосии я застопил большой междугородний автобус, который направлялся в Харьков. Ни за, ни против, всё равно, если умираешь при жизни, конца никогда не будет, всегда будет умирать кто-то, кроме тебя самого. Салон был полупустой и ко мне подсела загадочная девчонка, мы близко познакомились, слегка поговорили.

В Джанкое автобус сделал десятиминутную остановку. Мы вышли на улицу и отошли в сторонку. Я боялся, что от меня несёт и держал приличную дистанцию от этой сладэнькой украиночки. Я от неё делал шаг назад, а она ко мне два. Это было так забавно и приятно, её лицо было прямо вплотную к моему. Мы стояли и сосались, как примитивные животные. Я гладил её спину и попу, сжимал её пальцами, когда прям со всей силы, а всё равно. Я засунул руку ей под юбку, я уже имел право и под трусы залезть, но я не стал. Только потрогал точно внизу между ног, очень было мокро. Её трусы были такие тоненькие и писька особо не выпячивалась, просто избыточная влага сочилась. Она буквально оседала вниз, ещё несколько секунд и я бы лёг на неё прямо там.

Водитель забибикал, и мы вернулись обратно на свои места. Вместо унылых, гнетущих российских и нищих, печальных белорусских городов я бы лучше объехал вдоль и поперёк автостопом всю Украину. В компании с этой девушкой время пролетело незаметно. Мне нужно было сходить в Мелитополе, и я попросил остановку. С тяжёлым сердцем я попрощался с этой харьковской гарной дивчиной и выскочил наружу. Ещё было достаточно светло, и я умудрился добраться до Мариуполя, но въезжать не стал, ибо уже темнело. Меня необъяснимым образом тянуло в Бердянск, этот город влёк меня, но я боялся. Это было единственное место, куда мне было запрещено ступать. В Бердянске я справедливо опасался растерять свою внутреннюю толпу, из-за которой и творилось всё это чистое безумие. Только там я мог осознать, что я оставался таким же нищим, более нищим, чем когда начал это путешествие тщеславия.

Вокруг раскинулись поля подсолнухов. Я помолился Махавире, поблагодарил за то, что я был ещё жив и спросил, где мне лечь спать. Он ответил, что я идиот, ибо даже если он и выстроит в моей голове восьмеричную систему координат я всё равно ничего не разберу. Я просто пошёл вглубь поля, как можно дальше от дороги и шума колёс. Под вышкой ЛЭП было идеальное местечко для лагеря. Весь день я просидел на жопе в машинах и поэтому спать особо не хотелось, оставалось сотый раз листать атлас автодорог и разглядывать сделанные фотки на компактной мыльнице.

До Донецка я ехал с россиянином. Он сказал, что он из Таганрога и направлялся к вымирающим родственникам. Машина, которую он вёл была новым приобретением, и расход топлива оказался больше чем, рассчитывалось. Я отдал ему все гривны, что у меня были на бензин. Единственное, что я знал об этом месте это уголь и футбольный клуб, что нагибал всякие реалы мадриды, зениты и прочие топовые команды. Мне понравился фонтан в виде здоровенного двигавшегося футбольного мяча напротив всемирно знаменитого стадиона.