Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я был никем. Я начисто отсутствовал.
Я гнил и разлагался гораздо медленнее большинства.
Мне ничего не осталось, как снова листать атлас и просматривать фоточки. Кроватка была повкуснее палатки, я крепко поспал.
Наутро этот ненормально для российской действительности добрый мужик довёз меня до кафе, где меня ждала его жена и дочь лет тринадцати. Я сел за стол, он заказал еды. Мы общались о ни о чём — как обычно за столом. Я был поражён такой ко мне доброте от этих бесхитростных людей. С ними я старался меньше говорить и больше свидетельствовать то, как они были счастливы разделить мирную трапезу с малознакомым гостем. Мне на миг привиделось, что я в Чечне, в Грозном. Этот мужик вытащил ровно столько денег, сколько я отдал тому водиле за бензин. Я не мог поверить своим глазам, он давал мне деньги просто за то, что я побыл с ними рядом. Он так настаивал, что я молча взял их и убрал в карман. Я не выглядел как нищий и вид у меня вроде не страдальческий был.
Дают — бери, не дают — не проси.
Этот мужик усадил меня в маршрутку и заплатил ещё мне за проезд. Я просто простился с ним и доехал до трассы.
Ко дню добрался до Луганска, ничего вообще там такого запоминающегося не имелось.
Я решил рискнуть успеть пересечь условный государственный рубеж между нами в тот же день. Доехал лишь до самой границы, до Краснодона. Там ко мне подсела девушка, мы разговорились. Она была молодой служанкой местного владельца бара со спальными местами. А эти деньги, что были, украинские я раньше пропил в соки и прожрал в мороженое, зачем мне было брать в Россию гривны. Эта девушка позвала меня в бар, она договорилась с хозяином. Он разрешил мне переночевать. Перед сном владелец попросил заплатить хоть сколько есть, я отдал ему все остатки. Я размечтался, как эта девушка приходит ко мне и ко мне полусонному садится своим задом и накалывает себя на меня, сама мажет, сама определяет глубину, степень её. Но никто так и не пришёл, и я просто поонанировал.
Я дрочил каждый вечер, не было ещё ни дня, чтобы я не подрочил. Зачем намеренно отказываться от такого простого, доступного и всегда бесплатного кайфа будто от того, что если воздержишься что-то поменяется или инкарнируется девушка. Утром я вышел на дорогу, и мне повстречался местный житель. Я сказал ему, где я ночевал эту ночь. Он зачем-то подробно доложил мне, что эта молодая девушка спала с хозяином таверны и весь Краснодон об этом знал, ну спасибо, услужил, теперь и я буду знать: до конца жизни не забуду такое.
На следующий день, вечером я уже сидел под неизвестной мне родиной — матерью. Мне понравились ещё в Волгограде олдскульные трамвайчики, что заезжали типа в метро, в темноту, а потом выныривали. Я бесплатно смотрел на неё и не мог поверить, что статуя свободы меньше по размерам, а в кино будто огромная, как высотки. Ещё было светло, и я в течение четырёх часов рассмотрел каждую скульптуру всего памятного комплекса. Я рассматривал гневные возбуждённые выражения лиц, орудия вынужденных убийств, напряжённые, нервирующие позы, будто вот-вот бросятся на тебя и проткнут штыком своим гнилым.
Все прохаживающиеся рядом люди унывали. Я смотрел на эту гигантскую руку с огнём свысока. Бессмысленное и бесцельное путешествие обычно подходило к завершению. Каким оно было: никаким: из никуда в никуда. Я очень устал, дома было славнее. Нового ничего не узнал. Сидел на лавке, подолгу всматривался, запоминал и безвозвратно стирал снимки с мыльницы будто ничего и не было…
Эти фотки здорово прослужили мне лишь, как графические образы для навязчивой мастурбации в палатке: много повстречалось девушек, красивых и не очень, а толку то. Любовь не удалась и не заладилась. Это блудливое желание заниматься с приятной девчонкой анной было очень тяжело осуществимым, особенно в России: тут царили традиционные, незыблемые ценности межполового общения, из которых оба только неизбежно теряли. Перед вечным сном я разглядывал женские жопы семнадцатилетних, кто вставал и пялился на огромную тётеньку со здоровенным мечом, там по-любому всё в крит вкачано, чтобы с первого замаха прокнуло. Член вытянулся под левой штаниной: я основательно задумался начать дрочить левой рукой, чтобы член выровнялся и ещё больше удлинился, ибо он уже серьёзно перекашивал от правой руки.
Рядом с исполинским монументом простирался небольшой садок-лесок. Там-то я и окончательно решил скоротать скучную ночь. Я всё ещё думал о поведении украинцев — какие же они прекрасные люди, как они меня приняли.
Под густыми кустами в полной тишине. Я знал, что ночью люди в такие места не ходят.
К вечеру следующего дня я уже переступил порог своей убитой общажки. Бесславное возвращение в родной Задрищенск, что могло быть приятней, чем такое завершение бесцельного похода. Попался дальнобой, он прямо идеально тютельку в тютельку к вечеру десантировал меня в Сызрани. Дальнобойщики — вот супермены, а не все эти марвелвские придурки в колготках. Наигравшись вдослаль в компьютер, я позвонил родителям и сообщил, что завтра обязательно приеду в гости. Я был чрезмерно зависим от игр, играл во всё подряд, любой жанр.
Была такая игра: Тотал вар сёгун два и она поцарапала меня до смерти. Я реально не смог её пройти два раза на средних настройках сложности. После неё мой творческий интерес к задротству начал лишь неуклонно возрастать. Появились онлайн и бесплатно и это свело с ума не один миллиард мужчин на планете Земля. Я тоже был мужчиной и тоже хотел нагибать несуществующего соперника. Но и непосредственно наблюдать горечь поражения и становиться более бдительным, постигать всё глубже, что жизнь это тоже игра, сама игра создана по мотивам жизни. Вся жизнь — это и есть закадровое исполнение. Чем больше я это осознавал, тем сильнее затягивался в зево виртуальной действительности. Зачем что-то было достигать в реальности, если ты проходишь игру, стираешь её, проходишь другую. Разные декорации — суть одна. Разработчики игр это и есть боги.