недель она так и сделала. «Осенью 1942 года я стала руководителем отделения помощи детям в «Еврейском совете помощи» польского правительства в изгнании, — говорит Ирена, — и это еще больше усилило мою связь с окруженным стеной районом[251]. Это давало мне больше возможностей помочь». Все, что приближало ее к гетто и нуждам запертых в нем семей, словно подтверждало ее верность Адаму. В конце концов это помогло ей стать одной из подлинных героинь Второй мировой войны. Около шестидесяти тысяч евреев прятались на «арийской» стороне города в постоянной опасности со стороны гестапо и шантажистов[252]. Еще шестьдесят тысяч еврейских семей оставались в ловушке гетто, и петля на их шеях затягивалась все туже. Многие из семей, «дикарями» живших в гетто, отказывались идти на Умшлагплац именно потому, что у них были дети. В течение следующих десяти месяцев — с декабря 1942-го по октябрь 1943-го — ячейка Ирены в «Жеготе», куда быстро интегрировали ее собственную сеть, вынесет из гетто и спасет с улиц тысячи детей[253]. Ирена будет следить за тем, чтобы каждый месяц определенная сумма для поддержки детей тайком отправлялась их бесстрашным кураторам и приемным семьям. Как обычно, она будет записывать суммы и все опознавательные данные в свою картотеку — поразительный архив и свидетельство невиданной смелости десятков людей, мужчин и женщин, по всей Польше.

«Жегота» решила проблему ресурсов, удерживавшую Ирену и ее друзей от новых спасательных операций. Теперь можно было подумать и о расширении их масштабов. Поздней осенью 1942 года Ирена превратилась из лидера небольшой и относительно закрытой сети старых университетских друзей, довоенных политических единомышленников и сотрудников в одну из главных фигур польского подполья. Это было словно подняться от армейского капитана до генерала. Никто из тех, кто знал ее, не сомневался, что в этом и было ее предназначение. Ирена блестяще справлялась со своей ролью.

Она по-прежнему опиралась на своих подруг, игравших в ее сети уже более значимую роль — хотя часто они понятия не имели о существовании «Жеготы». На «арийской» стороне связь с Юлианом Гробельным поддерживала одна только Ирена. На стороне гетто ее товарищем по оружию была Ала. Хелена Чешко вместе с несколькими врачами, включая доктора Майковского, теперь отвечала за систему медицинских убежищ. В этих местах евреи могли получить помощь и там же в случае необходимости госпитализировали еврейских детей. Больше тысячи детей будет помещено в приюты по всей Польше, многие благодаря подписи Яна Добрачинского. Один из членов сети Ирены лично перевозил их, часто в сельскую местность, за сотни километров от города. Больше двухсот детей отправятся в детский дом отца Бодуэна, где другие члены группы работали ведущими сотрудниками. Ядвига Денека стала настоящим ангелом-хранителем: она объехала всю Варшаву и большую часть Центральной Польши, проверяя, все ли в порядке с ее подопечными, и доставляя деньги, которые теперь Ирена могла им дать благодаря «Жеготе». Старые друзья Ирены, Зофья Ведрыховская и Станислав Папузинский, превратили свой дом в экстренное убежище, подвергая огромному риску свою многодетную семью. Квартира самой Ирены тоже всегда была открыта для беглецов[254].

И конечно, Адам. Адам был обеспокоен и возмущен. Летом 1942 года он покинул гетто по настоянию Ирены только для того, чтобы на несколько месяцев оказаться запертым в четырех стенах квартиры Марии Кукульской, и начинал понемногу сходить от этого с ума. У дочери-подростка Марии, Анны, и то было больше свободы, чем у него, и Адама это тяготило. По натуре он был человеком мрачным и склонным к меланхолии. Ему прямо сейчас нужна была работа, которая имела бы хоть какой-то смысл. И его можно было понять: возлюбленная, рискуя жизнью, ведет активную деятельность в подполье, в то время как он вынужден прятаться без дела в квартире с одними женщинами. Позднее Ирена признавалась, что прекрасно понимала его и постоянно искала, чем бы занять.

Теперь ей представилась такая возможность. Адам будет отвечать за документы и ведение финансовой отчетности — ее бухгалтерию, еще и по этой причине Ирена была благодарна Юлиану Гробельному и «Жеготе». Ирена занималась крупной, опасной и хорошо оплачиваемой операцией, что подразумевало тщательную отчетность. Но, с другой стороны, обнаружение этих записей было бы роковым. Но другого выхода у Ирены не было. «Через мои руки проходили очень крупные суммы, — вспоминала она, — и я всегда чувствовала огромное облегчение, если могла доказать, что они попали в нужные руки…[255] Вести все эти записи было в моих собственных интересах». Их бюджет увеличивался каждый месяц; иногда она наблюдала, как приходят и уходят суммы в 200–250 тыс. злотых — порядка 750 тыс. долларов по сегодняшнему курсу. Средства поступали из источников польского правительства в изгнании и от еврейско-американской общины. Осознавая оказанное им священное доверие, Ирена с Адамом учитывали каждый злотый.

Конечно же не только деньги придавали им сил. Важнее было то, что к январю 1943 года в списках Ирены значилось уже больше тысячи детей. Каждый ребенок, помещенный Иреной в убежища по всей Варшаве, был жив. Они пока не потеряли никого. Это можно было назвать чудом. К концу войны девяносто процентов польских евреев — около трех миллионов человек — будет уничтожено. Но не «дети Ирены».

Но Ирена не только спасала детей: она прятала любого, кому нужно было скрыться от немцев. Еврейским подросткам прятаться в домах или приютах было невозможно, и часть из них присоединялись к сети Ирены в качестве связных. Немецкий контроль над гетто усилился, старые маршруты переставали действовать, и покинуть квартал теперь можно было, предприняв опасное и неприятное путешествие по городской канализации. Связные Ирены действовали в этом случае как проводники, выводя семьи из гетто и доставляя туда послания и деньги. Сейчас все большую силу Сопротивление набирало на «арийской» стороне Варшавы, и многие молодые люди присоединились к партизанам. Мария и доктор Генрик Палестер, чье обращение в иудаизм подвергло их большой опасности, все еще прятались на «арийской» стороне. Мария была частью сети Ирены, а их сын Кшиштоф присоединился к элитной харцерской группе Сопротивления, батальону «Парасоль», в котором молодые люди выполняли в том числе миссии по физическому устранению оккупантов[256]. «Специальные суды» польского подполья выносили смертные приговоры местным нацистским функционерам и коллаборационистам, и каждый день приходили новости о трех-четырех уличных нападениях со смертельным исходом. Самыми бесстрашными из этих убийц нередко оказывались молодые девушки, которые пользовались своими женскими чарами, чтобы отвлекать внимание немцев. Невинные лица позволяли им подойти достаточно близко для выстрела в упор.

Другим подросткам помогали бежать