Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За ответом Ирена обратилась к тем, кто был тогда к ней ближе всего: Марии Кукульской и Адаму. Ирена знала, что в случае чего Мария сможет найти убежище в том числе и для Романа Базечесы.
Мария Кукульская тоже была одной из девочек доктора Радлиньской, во всяком случае до известной степени. До войны она считалась любимой студенткой теоретика образования и профессора в области преподавания социальной работы доктора Владислава Спасовского, коллеги и друга Хелены Радлиньской. Но знакомы они с Иреной были уже несколько лет по собраниям Польской социалистической партии. Учитель по образованию, Мария преподавала в подпольном университете, но важнее было то, что у нее была дочь-подросток Анна, «миловидная» девушка с русыми волосами и доверчивым, легкомысленным нравом. Эта подростковая импульсивность в ту зиму едва не стоила жизни Адаму и Ирене.
Началось все просто. До войны Варшава носила гордое прозвище «Восточный Париж», и в конце 1942 года город все еще украшали аккуратные, романтичные пестрые скверы. В одном из таких Анна однажды гуляла под руку с подругой. Во время прогулки Анна заметила, что на них смотрят двое симпатичных молодых поляков, без дела болтавшихся тут же, в сквере. Звали их Юрек и Ежи. Юрек тут же положил глаз на Анну. С очаровательной юношеской непосредственностью он не сводил с нее взгляд[261]. Вскоре их глаза встретились, и не прошло и пяти минут, как все четверо гуляли уже вместе. Анна была приятно поражена. Надеясь продолжить это приятное общение, она с легкомысленной доверчивостью пригласила обоих мальчиков домой познакомиться с мамой и их жильцами, адвокатом по имени Адам и врачом по имени Роман. Когда Анна вприпрыжку вбежала в квартиру номер 15 по Марковской улице вместе с двумя молодыми незнакомцами, Ежи сразу увидел на лице ее матери выражение настоящего ужаса. Она поспешила в заднюю спальню, и оттуда какое-то время доносился возбужденный приглушенный шепот.
Когда дверь наконец открылась, мальчиков встретила маленькая блондинка со сверкающими голубыми глазами. Мария взглядом укоряла Анну, которая покорно последовала за рассерженной матерью по коридору. Юрек видел, что их приход вызвал у Анны большие проблемы. Но Ежи смотрел только на эту маленькую женщину, стоящую сейчас перед ними. Он видел, что она быстро оценивает ситуацию. Возможно, говорил он через семьдесят с лишним лет, Ирена Сендлер действительно смогла понять, что перед ней два еврейских подростка, недавно сбежавших из гетто. И в сквере они слонялись только потому, что им больше некуда было пойти. Юреку и Ежи чудом удалось скрыться во время облавы гестапо в убежище на улице Идзиковского. Они пробрались через окошко на чердаке и сбежали. Может, Ирена и правда поверила в ту дикую историю, что мальчики в тот момент рассказали, намекая, что они храбрые бойцы польского Сопротивления. В любом случае парни были хорошими актерами. Юрек как-то слышал совет одного старого мудрого человека, что ключом к выживанию за пределами гетто будет забвение. «Забудь, что у тебя есть хоть что-то общее с евреями[262]. Действуй так, словно тебя они вообще не волнуют». Так он отныне и поступал. Но если вы спросите Ежи — зовут которого сегодня Йорам Гросс и живет он в Австралии, — он расскажет вам, что от проницательных глаз Ирены Сендлер мало что могло укрыться. Ирена выслушала их, затем кивнула. И все решилось. Мальчикам не просто позволили остаться, они вскоре стали частью большой семьи Ирены, Адама и Марии.
Когда Адам и Роман вышли из задней спальни встретить их, Ежи сразу понял, почему их приход вызвал у Марии такую панику. Адам Цельникер был евреем. Как и Роман Базечеса[263].
Роман Анны и Юрека развивался, и молодые люди часто приходили в убежище Адама и выходили из него. И каждый такой раз был связан с риском. Но самую большую опасность для Адама представляла сама Ирена. Сейчас она была в подполье крупной фигурой и отвечала за восемь или девять разбросанных по всему городу убежищ, продолжая спасать из гетто еврейские семьи и пряча сотни и сотни детей. Гестапо уже охотилось за Иолантой, пока еще не зная, что ею была Ирена.
Ирена всегда внимательно следила за тем, куда идет, чтобы убедиться, что за ней нет хвоста, но полностью быть уверенной в том, что за ней действительно никто не наблюдает, было невозможно. Если бы она ошиблась, то однажды могла привести немцев прямо к Адаму. Было бы мудрее держаться подальше от дома Марии — отделить любовь от «дела», — но Ирена не могла этого сделать. Ей была невыносима сама мысль жить в гнетущей неопределенности, отдельно от человека, которого она любила. Адам же не мог сидеть без дела.
Поэтому квартира Марии Кукульской стала постоянным местом встречи ячейки «Жеготы»[264]. Мария была вовлечена во многие стороны деятельности сети Ирены и занималась бо́льшим, чем просто прятала Адама и Романа. А это значило, что они обе очень волновались о мерах предосторожности. Чтобы подстраховаться, женщины разработали сложную систему кодов и условных сигналов. Подходя к Праге, Ирена всегда внимательно всматривалась в лица праздношатающихся незнакомцев и бросала взгляды на свои отражения в витринах магазинов, чтобы понять, нет ли за ней слежки. Район был опасным. В доме номер 18 по Марковской улице, в двух шагах от немецких казарм, на старом монетном дворе подпольщики изготавливали поддельные немецкие печати и документы[265]. Иногда беспокойство Ирены будет доходить до паранойи, и она будет менять свой маршрут в последнюю минуту, ныряя в прачечную или магазин. Еще чаще в таких случаях она будет сворачивать на несколько кварталов к северу, чтобы увидеться с друзьями из Варшавского зоопарка, доктором Яном Жабинским и его женой Антонией, коллегами Ирены по Сопротивлению[266]. Двери семейного оштукатуренного домика были всегда открыты для Ирены, и она частенько навещала его хозяев и других членов «Жеготы»[267]. Но видеться с Адамом в эти