в окружающие Варшаву леса, чтобы там они могли присоединиться к партизанам — таким, как муж Алы, Арек. Вдобавок к помощи детям, ячейка Ирены вскоре поддерживала в лесу больше сотни подростков и группу бойцов Сопротивления, которых преследовало гестапо. Ирена еще этого не знала, но ее пропавшая подруга Ракель Розенталь сейчас находилась и боролась за выживание среди них. Она стала частью Сопротивления и получила новые документы, удостоверяющие личность. Ракель нравилась ее новая жизнь, тем более что другой у нее больше не было. Она стерла свое прошлое и теперь жила в лесах как полячка под именем Каролина. У нее появился и новый польский возлюбленный, симпатичный инженер и товарищ по Сопротивлению по имени Станислав. Он ничего не знал о том, кем она была раньше, и Ракель, по-прежнему прекрасная, поклялась себе, что Станислав ничего и не узнает. А когда она сражалась, то делала это с отчаянной храбростью. Здесь, в лесу, терять ей было уже нечего. Она лишь на мгновение отвернулась там, в гетто, и в итоге потеряла всю свою семью.

Благодаря доступу к новым ресурсам Ирена сняла два старых дома, один в ее родном Отвоцке, а другой — в расположенной всего в нескольких километрах от Варшавы маленькой деревушке под названием Свидер. Евреи и бойцы Сопротивления были очень уязвимы, и у Ирены вскоре созрел план помощи таким партизанам, как Арек и Ракель. Как и Отвоцк, Свидер долгое время был традиционным местом летнего отдыха, и вся местность вокруг него была усеяна насквозь продуваемыми загородными домами в лесах, тянущихся вдоль изгибов реки. В этих же лесах обосновались бойцы Сопротивления и еврейские беженцы. В одном из небольших домов Свидера Ирена зарегистрировала «клинику отдыха» для больных туберкулезом, поселив в ней самых разных «пациентов».

Всеми делами в Свидере заведовала пожилая еврейка с подчеркнуто «арийской» внешностью и не вызывающими подозрений документами. Звали ее пани Зусман. С центром Варшавы Свидер соединяла трамвайная линия, и Ирена, пользуясь своим прикрытием социального работника, часто навещала клинику, доставляя сюда врачей из подполья, привозя пани Зусман деньги или документы.

Станция в Свидере была просто небольшой платформой в лесу, и когда однажды Ирена вышла из вагона, то сразу провалилась в снег и, плотнее запахнув пальто, побежала к домику. Когда она вошла, «тетушка» Зусман тут же позвала ее на кухню согреться у огня, и за чашкой чая женщины решили быстро обсудить дела. Ирена никогда не оставалась надолго, потому что темнело здесь рано. Ей нужно было возвращаться в Варшаву. Но прежде она настояла, чтобы пани Зусман рассказала ей, как идут дела у каждого из текущих пациентов. Сегодня у пани Зусман было пять человек. Кто-то ослаб из-за зимы, проведенной в лесу, и все устали от бесконечного бегства. Из ближайшей комнаты донесся кашель. Ирена вопросительно подняла бровь. Один из жильцов — тот доктор, мы сейчас им занимаемся, — успокоила ее пани Зусман. Ирена с облегчением улыбнулась: Доктор Базечеса?

История Романа Базечесы была печальной, и Ирена очень о нем волновалась. Он приехал в Варшаву с востока, из Львова, и месяцами в одиночку скрывался от немцев. Но у него была характерная внешность, и долго скрываться он вряд ли смог бы. Доктор жил в постоянном страхе, и только его постоянная бессонная бдительность спасала ему жизнь. Не раз ему приходилось ранним утром покидать очередное убежище, всего на несколько шагов опережая польских шантажистов и гестапо. Наконец он сдался. Лучше умереть тихо, чем жить так. И надо же было такому случиться, что как раз в тот момент, когда Роман Базечеса, взобравшись на перила моста, готовился броситься в ледяную реку, где неминуемо погиб бы, рядом проходила Мария Палестер, которой удалось остановить его. Она хорошо понимала отчаяние доктора. Больше двадцати человек прошли через ее «экстренную комнату» во время войны, и больше половины из них убили, когда их выдавали коллаборационисты или так называемые шмальцовники[257] [258]. Она отвела Романа к себе домой, и через несколько часов к его спасению подключилась ячейка Ирены. Ирена лично привезла его в убежище в Свидере[259].

Присутствие пани Зусман было таким успокаивающим, и Ирена, согревшись горячим чаем, ненадолго расслабилась. Но вслед за этим случилось нечто, что заставило ее вновь напрячься.

В переднюю дверь дома яростно загрохотали кулаки. Стул Ирены с грохотом опрокинулся, когда она потянулась за документами. Господи. Неужели гестапо? Если да, документы станут смертным приговором. Женщины обменялись испуганными взглядами, и позади себя Ирена услышала приглушенный топот. Подняв палец, она указала им на переднюю дверь. Этот молчаливый жест был красноречивее всяких слов. Минуту, — говорил он, — дай мне всего одну минуту. Пани Зусман кивнула и медленно, нарочито шумно, стала подходить к двери. Иду, дорогие, иду. На счету была каждая секунда. Пациенты в ожидании пригнулись, в случае необходимости собираясь бежать, и Ирена быстро улыбнулась доктору, пытаясь его успокоить. Пока пани Зусман возилась с замком, к явному неудовольствию ожидавших за дверью, Ирена с пятью беженцами выскользнули через заднюю дверь. Резкий, холодный воздух больно колол легкие, пока они бежали к лесу.

Они рассеялись по всем направлениям, и на тихой полянке Ирена наконец остановилась с тяжело бьющимся сердцем. Остальные теперь далеко в лесу. Никто из них не вернется в дом, пока не будет известно, что с пани Зусман, и Ирена знала, что шансы еврейской матроны выжить не слишком велики. Но она не могла оставить старую тетушку, не узнав, что с ней. Ирена аккуратно спрятала бумаги в листве, затем стала тихо подбираться обратно к домику.

Сцена, разворачивающаяся на пороге, поразила ее. Уперев руки в бока и со сверкающими от ярости глазами, пани Зусман на чем свет стоит костерила нежданных гостей. Ирена тут же поняла, что это не немцы, а польские вымогатели. Мы знаем, что у вас здесь еврейское логово. Платите, либо мы все расскажем. Пани Зусман отлично знала, что если дать им хоть что-то, то навсегда попадешь к шантажистам в лапы. Когда у нее не останется денег, они все равно сообщат в гестапо, а с немцами договориться уже не получится. Поэтому пани Зусман собралась с силами и, памятуя о том, что лучшая защита — это нападение, напористо ринулась в контратаку: Да как вы смеете беспокоить честную католичку! — в гневе кричала она. — Вы, грязные бандиты! Уж я позабочусь о том, чтобы вас всех сегодня же забрало гестапо за то, что вы являетесь сюда и оскорбляете пожилую женщину![260]

Шантажисты в