зазеркалья, больше ты у меня ни капли в рот не возьмёшь, – продолжаю ему угрожать. – Левент, помоги, – я устало опускаюсь на «пол» и прислоняюсь к отражению. – Я не знаю, как мне выбраться отсюда.

Фельтмаршалок в отставке, солдафон он, а не фельтмаршалок, продолжает возлияния всю ночь. Только под утро князь забывается пьяным сном.

До его пробуждения я умудряюсь попрыгать по отражениям. Надо хоть чем-то заниматься, иначе я сойду тут с ума. Снова пробую достучаться до королевского дворца Варади, но у меня ничего не выходит.

Левент просыпается ближе к вечеру и принимается заливать горе алкоголем, не закусывая. Не знаю, куда в него столько помещается. Я же снова пытаюсь с ним установить контакт. И снова промах.

Великий князь продолжает возлияния ещё несколько дней. За это время щетина превращается в спутанную бороду. Белоснежные рубашка и брюки покрываются пятнами от пролитых спиртных напитков. Волосы всклокочены. Видок у него далёк от образа героя романтических грёз девиц.

Спит он там же, где и пьёт, то есть на полу. Даже не ложится на кровать. Левент просто до неё не доходит. Он ничего не говорит, не кричит, ничего не крушит. Он просто напивается до бессознательного состояния и засыпает.

От бессилия, что я ничего не могу сделать, а только наблюдаю за происходящим, меня разрывают рыдания. Поплачу и снова пытаюсь выбраться из зазеркалья. Безуспешно.

Вечером четвёртого дня его в таком виде застаёт профессор Бэстрия Тика. Не знаю, как она попала в родовой замок с Чудовищных островов и нашла своего сына, но когда открывается дверь в его спальню и входит профессор Тика, я встаю и прилипаю к отражению. Вдруг она его всё же вразумит.

– Пьёшь? – спрашивает его настоящая мать, аккуратно переступая через разбросанные пустые бутылки.

– Бу-ишь, ма? – вусмерть пьяный князь протягивает ей початую бутылку.

Бэстрия берёт её и делает маленький глоток. Она садится рядом с ним. Левент открывает другую бутылку и хорошенько к ней прикладывается.

– Я понимаю, как тебе больно сейчас, – мать прижимает к себе сына. – Я любила Тэриуса. А он был женат. Это было так трудно не строить ему глазки, не кокетничать. Знаешь, он тоже так напивался, когда умер их сын. Я его тогда нашла в его рабочем кабинете, – она отпивает ещё немного. – Представляешь, мы тогда только вернулись с задания, он ушёл к своей жене, потому что получил известия, что она рожает, а я отправилась с ребятами из отряда отмечать. Напились, и я проспорила задание. Пришлось лезть в кабинет к нашему фельту за его пером. А там он… Напивается в одиночестве, – профессор всхлипывает. По её щекам бегут слёзы. – Точно также, как и ты, предложил выпить с ним. Мы и напились, а утром проснулись…

– Давай без этих подробностей, – князь кривится. – Ребёнку малоприятно слышать, что его зачали в нетрезвом состоянии, а не в большой любви.

Ух ты, а количество выпитого никак не повлияло на его умственные способности. Размышляет также, как и обычно. Может, даже и разрешу по праздникам бокал вина… Полбокала.

– А каково мне было вытаскивать из твоей постели студенток в университете?

– Они сами туда прыгали, а я их выставлял за дверь, – он делает большой глоток. – Почему раньше не сказала, что ты моя мать?

– Не могла. Тэриус взял с меня клятву, что никому не расскажу о нашей пьяной интрижке. Вот только после неё у меня начал расти живот. Он перевёл меня на другую службу, а потом забрал тебя, сказав, что ребёнку нужна семья и Эталь будет о тебе заботиться. Я его тогда очень ненавидела.

– Отец всегда о тебе отзывался с теплотой.

– Ага, это уже потом, когда я поднялась выше, стала преподавать в университете, вышла из тени своих предков.

– Зачем пришла? – Левент с бутылкой не расстаётся. – Не о прошлом же разговаривать.

– Завтра свадьба Штэвана и Никалины. Ты должен быть там.

– Я должен Полине, а больше никому ничего не должен, – он прикладывается к бутылке.

– Кроме тебя, никто не сможет организовать безопасность лучше всего.

– А я устал.

– Штэван мне всё рассказал. Калина ему тоже устроила взбучку.

Князь смотрит на мать пристальным взглядом. Она ждёт. По её напряжённому лицу понятно, что профессор Тика надеется на положительный исход. А Левент вместо ответа снова пьёт.

– Разве тебя не смущают предсмертные слова княгини Эталь? Она смеялась и говорила, что она будет отомщена.

– Я прекрасно помню, что она говорила, – он делает глоток и всматривается в бутылку через горлышко. Количество употреблённого спиртного внутрь даёт о себе знать: язык у него заплетается, но слова понятны. – Долинники и Катахази поставлены в известность. Король Катахази сразу сознался. Долинников в столице схватили. Закрыли порталы для перемещения в столицу. Мы их открывали, чтобы гости могли приехать на бал. И откроется один переход с островов в храм, чтобы перенести детей. Только на совете правителей заговорщикам всё равно придётся отвечать. Мы отправили данные о расследовании в Обитель Единосущего.

Я вижу, как его мать что-то подсыпает в ту бутылку, которую он ей дал. Левент даже ни разу не оторвал взгляда от бутылки. Зачем она это делает?

– Тогда проверь её слова! Слишком уж спокойно она шла на смерть. Побеждённые так не уходят, уж я-то знаю, – и протягивает ему свою бутылку. – И поверь мне, тебе нужно чем-то заниматься. Только дело вытащит тебя из полной апатии и не даст снова впасть в сожаления по прошлому. Полину уже не вернуть.

Не пей, Левент! Вдруг это отрава или ещё что-то.

Но пьяному всё равно, что пить. Он делает один глоток, второй, а потом профессор Тика не даёт ему отстраниться. Заметно, как князь слабеет с каждым глотком. Мать не встречает сопротивления, поэтому ей удаётся споить ему ещё половину бутылки.

Проходит буквально ещё пара мгновений, и князь отключается.

Я стучу в отражение и ругаю коварную женщину. Зачем она так поступает с сыном? Мало он всего испытал? Зачем усугублять?

Бэстрия откидывает бутылку в сторону, встаёт, обходит сына и делает пас рукой, как Левента поднимает в воздух.

– Какой же… ты…тяжё… лый, – дуется она, пока магией переносит его к постели.

Пять минут мать укладывает князя на кровать. Он всё никак не хочет ложиться. То голова скатится, то ноги упадут, то Левент повернётся во сне и слетает в постели.

– Вот же вырос сыночек, – пыхтя, кряхтя она всё же затаскивает его на кровать. Снимает с него сапоги. – Проспись. Завтра тебе будет очень плохо. Зато быстро протрезвеешь, – профессор Тика наклоняется над ним и поправляет подушку.