– Ну ладно, ладно, хватит повторять одно и то же. – Волета знала, что дверь заперта, потому что уже несколько раз пыталась ее открыть. Она уже собиралась забрать коврик и пойти поискать что-нибудь мягкое, чтобы прилечь, когда услышала звук, похожий на тихий стук, по другую сторону запертой двери.

Она прижала ухо к холодной стали. Она услышала гул корабельного движителя – или, возможно, это был шум ее собственного кровотока. Она подняла скрюченный палец, трижды постучала ногтем по стали и прислушалась, ожидая ответа.

Она не услышала похожего стука, но с трудом уловила другой звук. Высокий и равномерный, словно мышиный писк.

– Точно. Все понятно, – сказала Волета.

Она пошла в свою комнату и принялась рыться в багаже, который дал ей Байрон, пока не нашла пару заколок для волос. Она вернулась к двери машинного отделения с довольно амбициозным намерением вскрыть замок. Это было амбициозно, потому что она никогда раньше не вскрывала замки, но однажды слышала, как девушка в «Паровой трубе» описывала процесс. Какие сложности, о чем речь? Она опустилась на колени перед дверью, выпрямила булавки и начала прощупывать замочную скважину.

Работая, она время от времени слышала писк мыши и воспринимала его как поощрение.

– Что ты делаешь? – спросила Ирен.

Волета подняла взгляд от замка и увидела, что ее огромная подруга заполняет лестничный пролет на третью палубу. Она понятия не имела, как долго возилась с замком. Она совершенно потеряла счет времени. Она попятилась от двери, пряча булавки в карман, и попыталась притвориться абсолютно беззаботной.

– О, просто охлаждаю уши. Разгорячились, знаешь ли.

– А это что такое? – Ирен указала на синелевый прямоугольник на полу.

– Коврик для ванной.

Ирен прищурилась, собираясь задать еще один вопрос, но передумала. Волета заметила, какой измученной выглядит ее подруга, и почувствовала себя немного виноватой за то, что на лбу Ирен появилась еще одна тревожная морщинка.

– Что это был за нырок? – спросила Волета.

– Ничего, просто отпугивали непрошеных гостей.

– Но каких? Откуда они взялись? Они военные или…

– Не имеет значения, – сказала Ирен, пренебрежительно махнув рукой. – Капитан хочет видеть тебя.

– О, что же я наделала на этот раз?

– Не говори так. Я нервничаю, когда ты говоришь так. – Амазонка начала подниматься по стальным ступеням, но на полпути остановилась. Она наклонилась, чтобы посмотреть Волете в глаза. – Завтра генеральная репетиция.

– Я в курсе.

– Я буду подавать чай.

– Надену шлем.

Ирен выпрямилась и снова начала подниматься, но до Волеты донесся ее голос:

– Вам один кусочек или два[4], миледи?

Волета рассмеялась, взяла коврик и направилась в каюту капитана, гадая, за что ее будут ругать.

Дверь капитанской каюты была приоткрыта, и в устланный ковром коридор просачивался свет. Волета подняла кулак, чтобы постучать, но тут же замерла, услышав знакомый голос.

Забыв о собственных переживаниях, она толкнула дверь каюты и крикнула:

– Привет, Сенлин! Ты вернулся!

Эдит подскочила на стуле, выронив медный цилиндр, который держала в руке мгновение назад. Он покатился по обеденному столу, потом сорвался с края и упал на ковер. Голос Сенлина продолжал звучать, и Волета не сразу поняла, что он исходит из трубки, которую уронила Эдит.

– …Я просто благодарен за то, что в этом сумасшедшем доме есть кто-то, кого я знаю и кому могу доверять. Некий бесконечный источник поддержки и силы. Я даже не могу сказать, как сильно люблю…

Эдит, которая все это время пыталась схватить цилиндр, наконец поймала его. Она оборвала голос Сенлина, резко повернув головку диктофона.

– А это что такое?

– Ничего. Сообщение от Сенлина. С какой стати ты так врываешься в мою комнату? – Капитан поправила стул, опрокинутый в спешке.

Волета заметила, что она еще не успела по-настоящему сделать каюту своей. Бархатный диванчик, позолоченный письменный стол и кровать с балдахином – все казалось нетронутым. Единственным предметом, на который претендовала Эдит, был квадратный обеденный стол, на котором стояли грязные тарелки, собранные за пару дней, и серебряная модель «Авангарда», а также лежали несколько свернутых в трубочку карт, увеличительное стекло, расческа и пистолет. Столешница выглядела маленьким островком человечности среди величественной мебели и стен, пестревших декоративными диковинами и официальными портретами предыдущих командиров. Увидев впервые эту унылую галерею, Волета спросила Эдит, когда она собирается отрастить усы.

Впрочем, никто из них так и не устроился по-настоящему. До сих пор Волета успела поспать в пяти разных каютах, и ни одна ей не понравилось. Было в этом корабле что-то непостижимое. Девушке все время казалось, что она пытается заснуть на коленях у изваяния.

– А что он сказал про счастье и любовь? – спросила Волета, подозрительно наклонив голову. – Он ведь говорил с Марией, не так ли? Он не должен был этого делать. Сфинкс сказал ему, чтобы он этого не делал. Несколько раз. Ха! Похоже, я не единственная, кто не может выполнять приказы!

– Нужно поговорить об этих приказах. Планы изменились.

– Это все из-за парика? Я, кстати, согласна: полный идиотизм.

Эдит собрала свои густые темные локоны и перевязала их ленточкой.

– Что? Нет, дело не в парике. Когда мы доберемся до Пелфии, ты останешься на корабле.

Волета не смогла скрыть разочарования. Единственным, что удерживало ее в здравом уме с тех пор, как она оказалась запертой в этом летающем гробу, была мысль о свободе. Даже если ей придется надеть семислойное платье и делать реверансы до одури, оно того стоит, лишь бы немного размять ноги. Слабая клаустрофобия, которая мучила ее уже несколько дней, разгорелась с новой силой.

– А как же Мария?

– Ты была права. Сенлин действительно говорил с ней.

– И что же она сказала?

– Что счастлива там, где находится, и ее не нужно спасать.

– Но как же… – начала Волета, но ее прервал стук в дверь.

В щель просунулся черный нос Байрона.

– Вы хотели меня видеть, капитан?

– Да, входи. Я только что сказала Волете, что, как бы мы с Сенлином ни ценили всю ту работу, которую вы проделали, готовя Волету к появлению в обществе, в этом нет необходимости.

– Она отменяет мою миссию, Байрон! Ты можешь в это поверить?