Но Давид не ограничился своими проклятиями. Он приказал Иоаву и его брату разорвать одежды, надеть платье из пеньки и публично бить себя в грудь в знак траура. Потом он организовал торжественное погребение Авенира и сам следовал за гробом в глубокой печали. Народ Хеврона, собравшийся на похоронах, говорил, что их царь действительно хороший человек и не прибегает к таким крайним мерам, как убийство. Люди плакали вместе со своим повелителем.

Когда процессия подошла к гробнице Авенира, Давид поднял руки и снова начал стенания:

Авенир, разве должен ты был подвергнуться

такой позорной смерти?

Твои руки не были связаны,

твои ноги не были в оковах,

но ты мертв, жертва распутника!

Некоторые скверные умы считали преувеличением выставление напоказ такой скорби. В конце концов, этот Авенир сам боролся с Давидом, возводя Иевосфея на трон десяти северных племен, и если он поссорился с царем-олухом, то это было не небесное вдохновение, а просто печальная история любовницы. Они не осуждали Давида за лицемерие, но в его искренность не верили и понимать ее не хотели.

Тем не менее Давид продолжил свой публичный план во дворце, после похорон, произнося перед народом скорбные речи.

– Знаете ли вы, что сегодня умер великий человек? Великий воин! Великий человек! Ах! Господь накажет тех, кто совершил зло!

Однако многие из иудеев, так же как Иоав, оплакивали своих братьев и сыновей, павших в войне Давида против Саула. Кому же был верен Давид? Своему народу или дому Саула?

Все это наделало много шума и вызвало многочисленные обсуждения в стране. За три дня вся страна уже знала, и Иевосфей знал об этом вместе со всеми. Новость должна была его восхитить, но она его поразила. Как и отец, он был беспокойным человеком, и правда, которую он видел своими глазами вместе со всеми остальными, была в том, что он был один против Давида. У него не было союзников, как у Давида. Хуже того: Авенир перед смертью заключил племенные союзы в пользу Давида. Нужно было смотреть правде в глаза! Он, Иевосфей, теперь безоружен на руинах дома Саула с двумя сыновьями Риспы, любовницы Саула, Мемфивосфеем, единственным сыном Ионафана, мальчиком-калекой, хромавшим из-за перелома ноги, которая плохо срослась. Даже его собственные слуги смеялись над ним.

Иевосфей был похож на своего отца: он закрылся в своей комнате. Охрана у его двери возлагалась на человека, которому он полностью доверял, его кормилицу. Она занималась здесь своими повседневными делами: штопала, пряла шерсть, сеяла чечевицу или зерно. Все это она делала после полудня. Но если было жарко, она засыпала.

Два офицера, Баанах и Решаб, воспользовались случаем: они проникли в комнату Иевосфея. Тот похрапывал после обеда. Они обезглавили его и тихо ушли, завернув голову в мешок. Мчась галопом, убийцы добрались на следующий день до Хеврона. Они спросили Давида, он принял их. Они пали ниц перед ним, открыли мешок и вытащили голову Иевосфея.

– Вот голова сына Саула, врага, который хотел тебя убить.

Еще раз раздались крики и проклятия Давида:

– Как вы посмели убить невинного человека во сне?! Он позвал охранников и велел обезглавить офицеров-убийц.

Этот случай положил конец обману, изменам и предательствам. Самое главное, что Давид сохранял маску порядочности. Никто никогда не мог сказать, что он завоевал свою корону убийством.

Настало лето.

Трон Иудеи и Израиля наконец принадлежал Давиду спустя тринадцать лет после того, как последний из великих судей, Самуил, символически вручил этот трон ему.

В течение нескольких недель представители двенадцати племен приходили в Хеврон, принося подарки и произнося речи.

– Мы – твоя кровь и твоя плоть, – провозглашали они. – Господь сказал тебе: «Ты пастух народа Израиля. Ты будешь его царем».

Цари близлежащих земель слали пряности, золотые вазы, эбеновые сундуки, инкрустированные слоновой костью или драгоценными камнями, рабов, редких животных, говорящих птиц, пурпурные одежды, золотые сандалии…

Хирам, царь Тура, сделал воистину роскошный подарок: он прислал Давиду груз кедровой древесины, а также архитекторов, строителей, каменщиков, чтобы те построили ему дворец.

Давид достиг своего тридцатилетия. Меркурианская стройность подростка уступила место легкой дородности, дьявольская красота сменилась обольстительной степенностью.

Его древо разрасталось. Шесть мальчиков было рождено в Хевроне: Шилеаб – сын Авигеи, Амнон – сын Ахиноам, Авессалом от Мааны, Адония от Агит, Схератиас от Абитам, Итреам от Эгла. И еще дочери. Дворец расширялся по мере того, как надо было пристраивать апартаменты для новых возлюбленных Давида, дочерей того или иного вождя двенадцати племен. Не говоря уже о юном Мемфивосфее, которого Давид осыпал милостью и в котором он угадывал его отца Ионафана. Мемфивосфей передвигался с палкой. Хеврон уже больше не соответствовал требованиям царской семьи.

Это был южный город Иудеи. А нужно было, чтобы столица нового царства Иудеи и Израиля находилась в центре царства. Авиафар, его двое помощников и один астролог начертили на папирусе карту территорий двенадцати племен, обозначив все города. Она была закреплена на доске из кедра и повешена на стену царского зала. В основном подходящие города находились на границе Иудеи и Израиля. Сначала в качестве столицы был выбран Ябнеель, но он был в окружении филистимлян и располагался слишком близко к морю, многочисленные реки и заливы отрезали его от остального царства. Затем подходил Аккарон, который был первым городом, где филистимляне оставили Ковчег союза, прежде чем начались связанные с ним катастрофы.

Более того, сказал Авиафар, этот город был дарован одновременно и иудеям, и данам. Давид качнул головой. Беф-Авен? Этот посад ничто не выделяло, если только тот факт, что филистимляне сохраняли в Кириафириме ковчег в течение долгих лет. Там он и находится.

– Все эти города были бы подходящими, – согласился Давид, – но там почти нет воды, только колодцы. Я хочу найти город, где был бы источник. Такой город только один – это Иерусалим.

Авиафар, два других священника и астролог были удивлены и взволнованы. Да, это выбор! Иерусалим!

Урусалим, как говорили кенейцы, Ебус, как называли его жители, Ебусит Салем, как говорили филистимляне: данный племени дан, он больше не принадлежал ни ему, ни другим племенам. Он хорошо сопротивлялся хебрейцам. Он возвышался на естественном откосе, что защищало его, – долина Кедрона на востоке и долина Тиропоейск на западе. На юге он выступал на скалистый неприступный волнорез Офель. Он был уязвимым с севера, но эту сторону можно было защитить войсками.

Самое главное, в Иерусалиме был свой источник, Тихон. Благодаря этому источнику город противостоял всем осадам. Но риск был большой.