Непривычно это было бывшему Тёмному Жрецу, когда к тебе со всей душой… Когда-то я любил порабощать души, а тут её добровольно сами распахивали, я же распахивал в ответ свою — и вся наша борьба сводилась к тому, кто больше друг другу услужит.

Больше всего раздражало, что хозяйка и сама оказалась рада, когда вонючие и грязные куски насекомых перекочевали из чистых комнат в кладовку. Но она боялась причинить неудобства спасителям её внучки, хотя со стороны так не выглядело… Уж за словом она в карман не лезла.

И всё же я заметил, что впервые за долгое время чувствовал покой. Никакой большой город с его суетой не дарил этого тёплого ощущения, как маленькая деревушка, где уже абсолютно все жители знали, кого мы с бардом завалили в шахтах «старого Ивана с краю», и что именно мы везём в телеге к Эрику. И всё заглядывали, будто бы случайно проходя мимо калитки, да заходя к Инге «за солью»…

Я и сейчас слышал и видел через глаза цербера, что они живо обсуждали произошедшее, пялясь на Бам-бама, резвящегося во дворе с детьми.

* * *

Кстати, у хозяйки я выпросил ещё и несколько чистых склянок, куда смог сцедить яд, а потом пристал к ней с расспросами, где тут местные целители и знахари добывают свои травы.

Следующим ингредиентом была весьма распространённая «сон-трава», и мало кто догадывался, в каком мощном заклинании она может применяться.

— Это вам к матушке Евфемии надо, она у нас целительством занимается, — сразу оживилась Инга и махнула рукой, указывая куда-то через гору, — Она на том склоне, на северном.

— Там тоже деревня?

— Нет, на этой горе только Углеяр наш… Матушка Евфемия одна живёт, в еловом бору. Но она никогда не отказывает, если подлечить надо.

— Это хорошо.

* * *

Эрик и Креона ещё не вернулись и, оставив в этот раз за старшего барда, я с Кутенем отправился на другую сторону холма.

Цербер тёмным пятном перемещался по крышам домов и по заборам, и люди его попросту не видели. Для них он выглядел не приметнее, чем скользящая по земле тень от летящего в небесах орла.

Зато все в Углеяре видели меня… И старались теперь показаться на глаза, уважительно здороваясь и кивая, и мне это было слегка непривычно. Тем более я чувствовал, что не всё это искренне.

Замучившись от такого нахлынувшего счастья, в конце концов я просто набросил на лицо каменную рожу сурового и нелюдимого бросса и попёр до самого края деревни, уже ни на кого не глядя.

Глава 29

Выбравшись из деревни, я попал в еловый бор. На заросшем склоне, усыпанном иголками и шишками, среди толстых стволов быстро нашлась утоптанная тропа.

Хотя день был солнечным, в тени елей было довольно прохладно. Впрочем, после жаркой Южной Троецарии моё тело буквально наслаждалось здешним климатом, и каждый вдох холодного воздуха намекал — «ты почти дома». Моя кровь буквально кипела, согревая меня, и дело было ни в ярости, ни в близости Тьмы… Просто рядом были родные Бросские Горы.

Поняв, что все эти ощущения слишком расслабляют, я всё же постарался взять себя в руки. Не хватало ещё потерять бдительность по собственной же глупости.

Дорога была довольно извилистой, местами приходилось то взбираться на каменные лбы, то спускаться по крутым горным тропкам. Один раз, выбравшись на открытое место, я долго разглядывал Камнелом.

Отсюда его было видно лишь краем, но и этого хватало, чтобы разглядеть дым и пыль, поднимающиеся от города. Камнелом работал в поте лица, и ветер иногда доносил до меня особо звонкие шумы. Будь-то стук молотка или окрики людей.

Присев на большой валун, покрытый мхом, я закрыл глаза и сосредоточился, очищая все контуры от лишней энергии и настраивая чакры на равномерный лад. Наконец-то я один, никакой суеты, и можно заняться внутренним развитием.

Глянув на то, сколько ещё работы предстоит, чтобы достигнуть следующего ранга, я приуныл. Ну, расщелину мне в душу! Отец Драконов подарил мне силу магистра, буквально перекинув через пару рангов, и ему за это огромная благодарность… но тем самым он сделал мне медвежью услугу.

Короче говоря, я был неимоверно силён, но сила эта была непостоянной и плохо контролировалась. Вздумай я, например, драться в полную силу в центре Камнелома, от него ничего не останется. Это, конечно, хорошо для разрушителя, но плохо для защитника. Таких светлых магистров за шкирку и об колено.

Контуры требовалось укреплять и настраивать, чтобы потоки энергии шли без сопротивления. Чакры тоже требовали тренировок и медитаций, и одних драк и рубилова здесь явно было недостаточно.

Да, с медитациями у варваров как-то совсем плохо… Это так до следующей встречи с Агатой мне и инициировать-то нечего будет.

Можно было бы пойти по тому пути, по которому идут все маги. Постепенное обучение, заклинание за заклинанием, которые развивают мелкую магическую моторику, и позволяют контролировать каждую каплю энергии внутри.

А можно пойти и другим путём… Это была собственная теория Всеволода Десятого, и настало время снова проверить её в деле.

Магия любит превозмогание. То есть, мне нужно какое-нибудь новое заклинание огня, но оно должно быть очень сильное, как раз для магистра, чтобы на пределе возможностей моего пятого ранга. И все силы бросить именно на его изучение.

Вздохнув, я подумал о том, что в Камнеломе могу и не встретить такого магистра, который согласится поделиться знанием. Может, у них тут библиотека есть? Хотя обычно знания такой силы в них не найдёшь, это тайна за семью печатями.

— Ладно, — буркнул я и потёр виски, — Успеется.

Я снова прикрыл глаза и сидел так несколько минут, настраиваясь. Затем взглянул на Камнелом уже магическим зрением. Там есть маги… Много, и в основном это мирные ремесленники.

Ух, смердящий свет, тут ещё и Храмовник Яриуса! Почему до этого не разглядел? Его тут ещё не хватало.

А Тёмные есть?.. Не могу понять.

Но они должны быть здесь, нижней чакрой чую. Ну это же логично — в Калёном Щите тёмную магию не сотворишь, у броссов кровь вскипит, поэтому последний оплот — Камнелом.

— Там-там-там, — протявкал спрыгнувший с дерева Кутень.

Он тоже задумчиво смотрел на город, и я решил использовать его зрение тоже. Цербер улёгся рядом, чтобы я положил руку ему на загривок, усиливая нашу связь.

Постепенно картина стала проясняться. Город окрасился в цвета разных стихий, правда, слишком смутные и смешанные, чтобы я это