Камнеломе? Она не может не знать — обычно все маги, которые живут долгое время в одном месте, знают друг друга, как облупленных.

Глава 30

Смердящий свет! Если бы мне не сказали, что эта самая матушка Евфемия — целительница, то я бы подумал, что иду к логову самой настоящей ведьмы.

Жила она на северном склоне холма, и еловый лес здесь сам по себе был тёмным, так ещё и рос гораздо гуще. И мало того, что пробирались мы теперь по тёмной чаще, так первым знаком, что впереди чьё-то жилище, оказался зловещий череп, висящий на столбе.

Это была голова какого-то магического существа, обезьяноподобного, не особо большого. Присмотревшись, я понял, что это опять горная кикимора…

Да уж, совсем в этих горах кикимор не уважают. Не удивлюсь, если окажется, что в Камнеломе из них ещё и супы варят.

Кутень понюхал череп и чихнул. Присмотревшись внимательнее, я заметил на лобной кости едва заметный символ, начертанный углём… Расщелину мне в душу, это ж Магия Смерти!

— А целительница-то с сюрпризом, — я потёр череп и пальцем смазал рисунок, — Да ещё и хитрая…

Магический символ был простым и служил лишь для сигнала. Если рядом с черепом появляется живое существо, попадающее в поле зрения пустых глазниц, то… В общем, Евфемия уже знает, что я иду.

И всё же странно. Магия Смерти сродни той же Магии Крови — одновременно и могучая, и крайне уязвимая против грамотного мага. Да и на самом деле более опасная для самого же изучающего её адепта, потому как постепенно отравляет его и поедает душу. Нельзя дружить со смертью, ибо эта сила чужда всему живому.

Силу некроманты набирали быстро, но век Тёмного Мага, взявшего за свою основу Магию Смерти, был на самом деле довольно короток. Проще говоря, он умирал, не успевая достичь такого могущества, которое даровало бы ему бессмертие.

В трактатах я, конечно, читал легенды о могучих некромантах, достигших бессмертного могущества… Но что-то мне подсказывало, раз они остались только на страницах книг, то с их бессмертием вышла какая-то накладка.

Я двинулся между стволами елей, уже внимательнее глядя под ноги и вокруг, и заставив Кутеня тоже поднапрячься. Не хотелось бы попасть в ловушку.

Хотя само наличие рисунка ещё ни о чём не говорит, ведь это безобидный сигнальный символ… Я могу вспомнить ещё несколько вариантов его написания, которые причинили бы мне массу неудобств. Тем более, Инга с уважением говорила об этой целительнице, которая никогда не отказывает людям в деревне.

А вот с точки зрения логики я эту Евфемию очень даже хорошо понимал. Для Светлых изучение тёмной магии всегда табу, но там на самом деле очень много полезных практик, которые могут помочь при лечении болезней. Даже не так — с некоторыми болезнями можно справиться, только объединив тёмную и светлую магию.

Заклинания Магии Смерти всегда съедают несколько минут жизни у мага, и отражается это чаще всего на его же теле. И если целительница смогла обуздать этот побочный эффект, каждый раз восстанавливая себя светлой магией, то это на самом деле просто гениально.

Хоть и приходится скрываться в тёмном лесу в глухой деревне…

* * *

Приземистый дом появился среди деревьев одновременно с ощущением, что на меня смотрят. Цербер, зарычав, тут же превратился в тень и взлетел вверх, растворившись в густой кроне.

Спустя мгновение я смотрел сверху на лесную заимку зрением цербера. Срубовая землянка, с крышей, давно заросшей какими-то цветами и грибами, располагалась на крохотной полянке, куда даже не пробивался свет. И где же хозяйка?

— Осади свою животинку-то, бросс, — послышался мягкий женский голос откуда-то сбоку, — Это моя поляна.

Топор в моей руке появился мгновенно, и лезвие свистнуло, чтобы остановиться у шеи черноволосой женщины. У меня чуть дыхание не перехватило — на мгновение мне показалось, что рядом со мной Бездна.

Но нет. Эта особа, тоже бледная и черноволосая, уже немолодая, была гораздо круглее худой Бездны, да и одета не в платье, а по-охотничьи — в грязно-серые куртку и штаны. Волосы, чуть тронутые сединой, у неё были стянуты в тугую косу, а в руках, как ни странно, был серп.

И серп этот острым концом как раз коснулся меня между ног, намекая, что мои выпады с топором не останутся без ответа.

Удивительно, каким образом вся Вселенная, которую мужчина тащит на своих плечах, вдруг сужается до кончика острого лезвия. Я судорожно сглотнул, понимая, что мы с цербером вообще не заметили её приближения, а значит, что-то в бою она да стоит.

Кутень проявился за её спиной, грозно рыча, но я хлестнул по нему мысленной командой: «Нельзя!»

Хоть она и была ниже меня на две головы, но насмешливые коричневые глаза без единой тени страха осматривали меня, будто диковинную зверушку на рынке. Густо накрашенные синей лесной ягодой губы очертились в полуулыбку.

— Матушка Евфемия, так понимаю? — спросил я.

— Для местных людей, добродушных и порядочных… А тебя я не знаю, бросс.

— Странно для целителя калечить людей, — я показал глазами вниз, на серп, — Я думал, сюда приходят за исцелением.

— Как покалечу, так и подлатаю.

Мне пришлось сдерживать себя, потому что злость уже начала клокотать где-то в глубинах души. Такого отношения к себе я долго вытерпеть не мог.

Серп надавил ещё, и я медленно выдохнул, готовясь нанести удар и испытать адскую боль. Ну да, я выиграю поединок, и даже успею снести ей голову, но… В общем, ой как не хочется потом восстанавливаться, ведь раны, которые она успеет мне нанести, будут невероятно серьёзны.

Один разок меня уже рвали на лоскуты. И, как ни странно, каждый такой случай напрочь отбивает охоту испытывать такое ещё раз.

Драться и терять своё достоинство, в прямом и переносном смысле, к счастью, всё же не пришлось. Целительница явно оценила свои шансы, поэтому убрала серп и пальчиком отодвинула от своей шеи мой топор.

Я попытался в этот момент глянуть её прошлое и узнать самые сокровенные грехи, но странным образом видения проплыли как в тумане. Будто она имела возможность как-то влиять на это.

Говорить о том, что у меня не получается узнать её секреты, я не стал, и, опустив топор, спросил снова:

— Вы — госпожа Евфемия?

— Зачем метку на черепе стёр? — без особых церемоний спросила она.

— Привычка, — признался я.

— Странно, откуда бы у бросса такие привычки, — она обошла меня, с интересом оглядывая.

Вдруг, взяв за руку, отвела меня в