– Сейчас не время для желтой лихорадки, – сказала она.

– О чем это ты?

– Ну, знаешь, когда белый инженер-ботан влюбляется в загадочную китаянку. Это называют желтой лихорадкой. Абсолютное клише.

Фред почувствовал, что краснеет. Он прищурился, пытаясь подумать. Ци посмотрела на него.

– Эй! Это шутка! Я просто шучу!

– Ясно.

Ци потянула его за руку и усадила на скамью рядом с собой. Фред уставился на асфальт, в котором местами пробивалась чахлая трава. Он немного успокоился, но было слишком влажно, чтобы пот мог охладить лицо. Оно по-прежнему пылало.

Через некоторое время они встали и опять пошли на запад. Фред почувствовал жжение в правой пятке – признак набухающей мозоли. Еда комком стояла в желудке, и он опасался, что его снова вырвет.

Дорога свернула на север. Они дошли до автобусной остановки, плюхнулись на скамейку под крышей, молча наслаждаясь тенью. Потом они сели на автобус, идущий на север, в город, и Ци снова заплатила. Автобус направился к западной окраине Гонконга, жилой зоне. По обе стороны улицы возвышались небоскребы. Удивительно, сколько их здесь, даже на окраине города.

Ци сказала:

– Я слышала, что в Австралии шестьсот зданий выше тридцати этажей, а в Гонконге – восемь тысяч.

– Видимо, когда мало земли, приходится лезть вверх.

Они смотрели на мелькающий за окнами город. Остановка за остановкой. Одни пассажиры выходили, другие входили.

– Куда мы едем? – спросил Фред.

– Точно не знаю. Может, пока покатаемся на автобусе. Это как мотель на колесах.

– Только тут нет туалета и поесть нельзя.

– Я знаю. Но можем сойти, поесть и зайти в туалет, а потом сесть на другой автобус.

– И долго это будет продолжаться?

– Пока я не соображу, что делать дальше!

– Ладно, ладно. Ты права. Я ничего лучше предложить не могу, это уж точно.

Они сидели, прижавшись друг к другу. Они столько времени проводят в тесном физическом контакте, подумал Фред. Он уже хорошо знал ее вес, ее запах. Блеск черных волос. Все детали фигуры, например, что ее бедра такой же ширины, как и плечи. Ее атлетизм. Характер. Ци снова положила голову ему на плечо, совершенно без колебаний. Она принимала это как данность.

На остановке где-то в центральном районе, на широкой улице и рядом с паромной пристанью, куда они сошли прошлым вечером, в автобус сели трое мужчин, подошли к ним и заговорили по-китайски. Ци резко ответила. Она выглядела удивленной.

Фред уставился на них, потом на нее. Ци сказала им что-то едва слышно, мужчины сначала испугались, а потом рассердились.

Фред уже собирался спросить, в чем дело, и почти встал, но Ци стиснула его руку, удержав на месте, и опять что-то резко ответила.

Наконец, она перевела взгляд на него.

– Пошли, – сказала она. – Они нас поймали.

dà huòzhě xiăo

Да хочжэ сяо

Большой или маленький

Я иду по улицам родного города и смотрю на людей. Своих соотечественников.

Вот группа молодежи в радужных рубашках, белые бейсболки набекрень. Мне они нравятся. Повсюду сверкают на солнце черные женские волосы. Мне нравятся черные волосы во всех вариациях. И седина, на которую они меняются в старости. Сам я – седой старик, но по-прежнему люблю черные волосы. Другой старик, даже старше меня, жарит свинину на продажу. Мы обмениваемся приветствиями, я останавливаюсь, чтобы оглядеться. Полыхают фальшивые шелковые цветы на деревьях в косых закатных лучах.

Всегда так приятно видеть зеленый Пекин, вдыхать его запах: чистый воздух, уличная еда, никаких автомобильных выхлопов. Удивительно, но это так. Древняя ориентация города с севера на юг почти исчезла. Маоисты построили проспект Чан-Ань, разрезав город пополам, как будто обозначив новый Китай одним взмахом гигантской кисти каллиграфа. Широкий бульвар с деревьями, обрамляющие его монументальные общественные здания и открывшийся вид на заходящее солнце, как в палеолитических сооружениях. Этот мощный фэншуй – работа великого геоманта, вероятно, Чжоу Энлая, я точно не помню.

Мой родной город бурлит. А когда Пекин не бурлил? Даже в три часа ночи на улицах полно народу. Мне нравится ощущать эту энергию. Лица полны жизни, люди занимаются неотложными делами. Все свободно чувствуют себя в обществе других пекинцев, мы как рыбы в воде. Другие просто чистят для нас воду, а мы плаваем вместе с товарищами, движемся, словно косяк рыб. Сейчас Пекин похож на маленький городок во время ночной ярмарки, отсюда и на несколько кварталов вокруг. Одновременно много народа и мало.

Так часто здесь бывает. Что бы вы ни думали про Китай, возможно, это правда, но противоположное утверждение тоже будет правдой. Попробуйте сами и поймете, о чем я говорю.

К примеру, вы говорите, что Китай огромен. И это верно. Полтора миллиарда человек, каждый шестой человек на Земле живет на этом куске Азии, в стране с самой длинной историей. Китай огромен!

А потом выверните все наизнанку и скажите, что Китай маленький.

И это тоже правда. Я вижу это прямо здесь, в данном уголке страны. Китай погружен в себя, авторитарный, монокультурный, ограниченный, с единой историей, единым языком и одной моралью. Такой маленький! К примеру, вспомните, что министерство пропаганды говорит о «Пяти ядах», имея в виду уйгуров, тибетцев, тайваньцев, сторонников демократии и движение фалуньгун[18].

Яды? Серьезно? Это слишком мелко. Уменьшает Китай до ханьцев, безоговорочно поддерживающих партию. А таких совсем мало, вероятно, меньше, чем воображает министерство пропаганды. Партия существует, только пока ее терпит народ. Мао говорил о пятидесяти пяти этнических группах Китая. И у нас два основных языка, а не один – путунхуа используется повсеместно. Но и на кантонском говорят сто миллионов человек, включая многих китайцев, живущих за границей, а это влиятельная политическая сила. Это не считая пятидесяти пяти народностей. Нет уже не «Пять ядов», а «Пять видов любви», как учили нас в школе: любить Китай, любить китайский народ, любить работать на благо Китая, любить науку и любить социализм.

Вот она, Большая пятерка, противостоящая Малой, которую называют ядами. Лично я часто чувствую все пять видов любви, надеюсь, что и вы тоже.

Так вот, думая об этом и глядя на лица вокруг, улица за улицей, здание за зданием, я должен признать, что все-таки Китай скорее огромный, чем маленький. Я могу бродить по улицам города еще десять лет и не загляну в один квартал дважды. Мы мыслим парами, четверками, тройками, девятками, каждая концепция включает в себя и собственную противоположность.