– Пока не знаю. Мне кажется, для нашего движения еще не настало время действовать. И я не вижу способа передать по-настоящему личное сообщение отцу.

– Разве у вас нет личного канала?

Она покачала головой.

– Даже если и так, его служба безопасности все прослушивает.

Фред обдумал это, выбирая десерт в надежде найти что-нибудь на свой вкус, но как бы он ни делал вид, что все в порядке, ел он мало. Его вкусовые рецепторы были совершенно сбиты с толку, и он чувствовал себя нехорошо.

– А ты не думаешь, что вся эта слежка – последствия однопартийной системы? – осмелился спросить он.

Ци изумленно уставилась на него.

– Почему ты так говоришь?

– А разве это не так?

– Это так. Но у всякого государства с одной партией есть проблемы. Вот почему в Америке такая неразбериха.

– Ты о чем?

– О том, что Америка даже в большей степени однопартийное государство, чем Китай. В ней правит рынок. Теперь и во всем мире рынок стал единственной партией или хочет ей стать. И каждому государству приходится справляться с этим по-своему.

– Обычно нашу систему называют двухпартийной, – заметил Фред.

– Эти партии – всего лишь фикция. Вот почему люди в твоей стране так злы. Они видят, что правит одна партия, а однопартийное государство всегда коррумпировано. Многопартийная система лучше, потому что власть делится между разными группами. Они неэффективны, устраивают неразбериху и подковерную борьбу, но такова цена разделения властей. Это лучше, чем власть, сконцентрированная в одном месте.

Фред задумался над этим, но мысли путались, и он не мог их выразить.

– Я в этом не уверен, – признался он.

– Как и все остальные. Я лишь утверждаю, что названиями наши системы управления отличаются, но на самом деле схожи. И Китай, и Америка – однопартийные государства, но в то же время многопартийные. Это просто две системы, которые борются за доминирование.

– Так ты надеешься, что они…

– Повлияют друг на друга? Сольются?

– Даже не знаю.

– Возможно. Все говорят о G2, как будто только наши государства имеют значение, по крайней мере, экономически. И в каком-то смысле мы зеркальное отражение друг друга. Если можно было бы взять лучшее у каждой системы…

– Хорошая мысль.

Ци посмотрела на него так, будто он произнес это с сарказмом. Но сарказм не был свойственен Фреду, и Ци наверняка уже это поняла. Она опустила взгляд и поковырялась в тарелке, будто там осталось что-то интересное.

– Ну что, пойдем? – спросил Фред.

– Наверное.

– Это было здорово. Спасибо тебе.

– Спасибо, что ты остался со мной.

– В каком смысле?

– Ты ведь мог уйти.

– Нет. У меня ведь тоже проблемы, как и у тебя. Может, даже более серьезные.

– Пожалуй. Но теперь уже, наверное, можно отвести тебя в американское консульство.

Фред пожал плечами. Он сразу же понял, что ему этого не хочется. Ци посмотрела на него с любопытством.

Они потягивали чай. В сумерках море стало глянцевым и черным. Ци расплатилась с официантом с помощью браслета, который получила от друзей в Пекине. Они двинулись обратно к своему бетонному убежищу.

В конце вереницы ресторанов Ци остановилась и взяла Фреда под руку.

– Что такое?

Она резко развернула его и потащила в противоположном направлении.

– Что такое?

Когда они проходили мимо какой-то парочки, Ци опустила голову.

– У нашего порога стоят какие-то люди, – сказала она. – Нужно уходить. Снова затаиться.

– Вот черт, – в смятении выругался Фред.

Он чуть не сказал: «Но ведь мне здесь нравилось! Я хотел здесь задержаться на некоторое время».

И они снова все бросили. Правда, теперь все их имущество состояло из купленных в поезде зубных щеток, но все же. Осталась только одежда, которая была на них.

– Куда мы поедем?

– В конце пристани есть небольшой паром, который отвозит туристов обратно в город после посещения ресторанов. Сядем на него и будем надеяться, что там нет соглядатаев.

Ци направилась по ведущим к воде сходням, между двумя ресторанами в центре ряда. Там стояло водное такси с застекленной нижней палубой и открытой верхней с десятком мест. Ци показала паромщику счет из ресторана, повела Фреда на верхнюю палубу и усадила его между собой и лестницей, по которой они поднялись.

Через несколько минут судно отчалило, вспенивая зеркальную поверхность воды. На верхней палубе сидели только они двое, а внизу еще восемь или десять пассажиров. Наверху было довольно холодно, ветер продувал одежду насквозь. Ци съежилась на сиденье.

– И что теперь? – спросил Фред.

После долгого молчания она ответила:

– Одна моя школьная подруга живет на пике Виктория. Попробуем заглянуть к ней.

– Из той швейцарской школы? Хорошей?

– Да.

– Так это человек…

– Которому я могу доверять?

– К которому ты можешь прийти вот так просто, с бухты-барахты?

– Да. Не идеальный вариант, но я не знаю, к кому еще обратиться.

– А как насчет тех твоих друзей, которые нам помогали?

– Боюсь, я уже втянула их в неприятности, – мрачно сказала она. – Видимо, через них нас и обнаружили.

– Откуда ты знаешь, может, эти люди просто проходили мимо?

– По тому, как они проходили мимо.

– Ты явно знаешь таких людей, – сказал Фред.

– Всю жизнь.

Он посмотрел на Ци с любопытством. Странная, должно быть, у нее жизнь. Сыновей китайской верхушки называли князьками. Они имели массу привилегий, но при этом сидели в стенах современной версии Запретного города. А дочь – как принцесса, наследница трона. Но потом происходит смена династии.

Маленький паром с пыхтением обогнул залитую светом гору, возвышающуюся по ту сторону пролива. По всему склону до самого черного пика на берегу торчали светящиеся колонны небоскребов. Черная гора, усеянная башнями белых огней. За поднимающейся из черных вод горой открылся вид на восток, где по всему склону рассыпались сверкающие небоскребы. Они заполняли все пространство и определяли облик города. Над светящимся лесом зданий нависала темная гора, но миллионы городских огней притягивали внимание на себя. Под паромом стелилась черная зеркальная вода с белыми отражениями. Впереди воду разделяли два громадных белых поля небоскребов.

– Это Гонконг?

– Да. Слева Коулун, а остров Гонконг справа. Вон там, справа, – центральный район, куда мы направляемся.