Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Плотно ты прижат, Паша, плотно…
— Приехали, — Гера проводил взглядом скучающего у светофора гаишника и показал пальцем на семиэтажный дом. — Из тачки выходим по одному. В четверть пятого собираемся на втором этаже. Потом спускаемся и вперед.
Я осмотрелся.
В принципе, можно было дойти пешком. Или доехать на маршрутке. Район-то наш. Но тачка нужна не столько для привоза, сколько для отвоза. Удирать с деньгами на маршрутке не очень удобно, если только за рулем не джигит.
Когда Мэнсон заезжал под арку, у меня зазвонил мобильник.
Тот же номер, что и вчера.
Кто это такой настойчивый? Теперь бояться нечего, можно и ответить.
— Слушаю.
— Алле, Паша? Это Олег от метро. Насчет телефона. С дракончиком. Я тебе вчера звонил, но ты трубу не брал.
Еще один сюрпрайз. Неужели нашелся?
Я прижал мобильник как можно плотнее к уху.
— Он тебе еще нужен? — спросил ветеран всех войн.
— Нужен…
— Штуку заноси, как договаривались…
— Не вопрос… А кто сдал?
— Хе-хе-хе… Угадай с двух раз!
— Не время сейчас. Грабить иду.
— Ха-ха-ха… Ладно! За подсказку еще стошечку сверху… Друг твой!
— Какой друг?!
— Гера! Вчера утром толкнул. За полста баксов… Ну, я завтра буду у метро, подходи.
Музыкальная пауза. Вот сюрпрайз так сюрпрайз. Да ты, Гера, совсем не благородный разбойник. Это ты, значит, одних дамочек уродуешь, чтобы других полапать?
Первая ходка пошла на пользу. Теперь никаких опознаний. Свидетелей не оставлять. Неужели маску трудно натянуть? Хотя по улице в маске не очень удобно гулять, дети смеяться будут.
— Ты чего, спятил? — оторвал меня от скорбных мыслей герой ментовских сводок. — Открытым текстом про дело!
— Мама учила говорить меня правду, правду и ничего, кроме правды.
— Кто это был?! Кто кого сдал?!
— Успокойся. Керим звонил. Кто-то сдал ментам, что я у него числюсь, а не случайно заходил. Хотят шалман прикрыть.
— А-а-а, — успокоился Гера, — ну и хрен с ним. Нечего тут черным делать.
Во, блин, защитник земли русской Илья Муромец.
Машина въехала во двор дома, в плане представляющего собой квадрат. Внутри квадрата, как водится, детский садик с песочницей и качелями. В подвале дома небольшие конторки. Я не очень разглядывал обстановку, головушку по-прежнему сверлил вопрос — а все ли я делаю правильно? Как всегда разум спорил с сердцем, и пока была ничья. По себе, наверное, знаете. Приходите, к примеру, в бутик и терзаетесь, какую сумочку выбрать: розовую в синий горошек или синюю в розовый. А выбрав, жалеете потом, что не купили белую в черный квадратик.
Вот и у меня то же самое…
Во дворе останавливаться не стали. Гера на ходу показал подъезд без всяких вывесок.
— Вот там собираемся. Это черный вход. Парадный с той стороны.
Машина снова выехала на проспект, где припарковалась между двух грузовиков. Отсюда удобней отрываться, когда будем уходить. Со двора пока выедешь…
— Ну, с Богом, — Гера размял ладонь, — главное, всех на пол сразу уложить. Паша, идешь за мной. Через две минуты, не раньше.
Он покинул салон и скрылся в арке. Я засек время. Соседи молчали. А что будет, если всё-таки тупо слинять?
Блин, ты уже в тысячный раз об этом самого себя спрашивал! Достал вконец!
Будет плохо!
Иди и не рассуждай!
Я тоже помассировал пальцы. Это в кино человека вырубают с одного удара. В жизни, конечно, тоже можно, но надо хотя бы представление иметь, что за человек. Может, там тюлень в сто пятьдесят кило веса. Хоть и пенсионер. Или ветеран спецназа. Задолбишься долбить, простите за тавтологию.
— Двигай, — подтолкнул меня Витек. Не очень-то вежливые ребята. Могли бы морально поддержать новичка.
Навстречу попалась пожилая тетка, мы встретились с ней глазами. Плохо. Наверняка обратила внимание на мой несуразный прикид. Потом вспомнит, даст телеинтервью программе «ЧП за неделю» и составит фоторобот. Робот повесят в нашей «Пятерочке» или в трактире Керима, и меня признают. Стыдно. Надо было бейсболку с козырьком надеть. Но теперь уж поздно. Остаток пути я прошел с низко опущенной головой.
Подъезд не представлял собой историческую ценность. Два выхода, как в большинстве сталинских домов. Громоздкий лифт, зарешеченный сеткой. Аммиачный аромат. Наскальные рисунки… Правда, с освещением всё в порядке, что и понятно — одна из квартир приспособлена под офис.
Гера ждал, спрятавшись за мусоропровод. Показал пальцем на стальную, приоткрытую дверь с какой-то табличкой.
Наверно, в другой раз я спросил бы подельников, что за контора, сколько людей, вооружен ли охранник и прочие детали, но сейчас мне не хотелось ни с кем разговаривать.
Через четыре минуты, согласно плану, мы были в сборе. По команде надели маски и перчатки. Масочка оказалась маловата — сшита не на заказ, без примерки…
Напарник Витька сунул руку за пазуху. Прислушались, не спускается ли по лестнице взвод ОМОНа. Нет, всё тихо.
«Паша, что ты делаешь?!»
Заткнитесь все!!! Я принял решение и ничего не хочу слушать!
Возле дверей меня вежливо пропустили вперед. Я прочитал табличку. «Предприятие находится под охраной „Самого лучшего охранного предприятия“».
Ну, Пал Андреевич, с дебютом! Приступай.
Я потянул дверь на себя, шагнул и оказался в небольшом предбаннике, служившем пропускным пунктом. Охранник стоял ко мне спиной. Видимо, он только что встал со стула, потому что поправлял форменные шаровары. На столе я заметил газету с кроссвордом и очки.
Когда над дверьми звякнул колокольчик, охранник неспешно, лениво обернулся. Не бывает у нас происшествий, куда торопиться?..
Я успел разглядеть его лицо. Да, где-то около шестидесяти. И, как следствие, замедленная реакция. По-моему, он даже не понял, что происходит. Люди в масках? Может, омоновцы? Или санэпидемстанция? Успел только рот раскрыть.
Будь он помоложе, я ударил бы прямо в нос — самый действенный способ вывести соперника из строя на короткое время. Но бить в нос пенсионера, пусть и в форме охранника, рука не поднялась. Я же не Гера.
Пришлось садануть в подреберье, чтобы сбить дыхание. Мужик вскрикнул от боли и сложился пополам, схватившись за живот. Попытался выпрямиться, но я с силой толкнул его в сторону комнаты, где он и приземлился, ибо никаких дверей между ней и предбанником не имелось.
Не давая подняться, я прыгнул сверху и прижал левой рукой его шею к полу, а правый кулак занес как предупреждение о недопустимости сопротивления.