Какой она устроила скандал, как меня обзывала, потом скомандовала:

– Борис! Уходим!

Жених безропотно поспешил за фурией, ушел, ни разу не оглянувшись.

Сестра с братом следом посеменили. Я дождалась, пока они исчезнут, зарыдала, потом вытерла слезы и решила – вычеркну Бориса из своей жизни. А через месяц мне стало понятно: я беременна. Передо мной не возник вопрос: от кого? После Петра я вступала в интимные отношения только с Борисом. Я не переходящий из рук в руки приз. В положенный срок родилась девочка. Я назвала ее Танечкой. Мне всегда нравилось это имя. Конечно, Петя узнал о моем положении, спросил:

– Помощь нужна?

Я гордо ответила:

– Сама справлюсь.

Он улыбнулся.

– Ты отчаянно гордый кузнечик. Когда поймешь, что устала, звони. Помни, я несу за тебя ответственность. Но не хочу мешать самостоятельности отважной девочки. Не забывай – я всегда рядом. Есть лишь одна просьба: когда в следующий раз соберешься замуж, расскажи мне, кто у нас жених.

Я пообещала это сделать, но мыслей о свадьбе в голове не держала, сообщать Борису о том, что он стал отцом, не собиралась. Зачем? Сама способна содержать малышку. Но потом случилась неприятная история: мою девочку обозвали незаконнорожденной, употребили нецензурное слово. Мне стало понятно: если в метрике ребенка не появится в графе отец имя, то Танюшу и в садике, и в школе будут оскорблять бабы-идиотки, которые гордятся в своей пустой жизни только одним: они родили детей в законном браке. Я безумно любила свою дочь и поэтому на волне гнева и обиды совершила ошибку, которая в третий раз перевернула мою жизнь.

Аня закашлялась, я подала ей кружку с водой.

– У вашей бабушки определенно был литературный талант, – заметил Сеня.

Волкова отодвинула от себя пустую чашку.

– Она любила писать стихи, письма. Но я не знала, что бабуля написала автобиографию.

– Наверное, Ксения Федоровна не хотела, чтобы дочь и внучка знали о ее судьбе правду, – предположила я, – но тогда непонятно, с какой целью она все это написала.

– Возможно, в самом конце найдется ответ на твой вопрос, – мягко произнес Дегтярев. – Анна, вы можете читать дальше?

– В третий раз перевернула мою жизнь, – повторила Волкова, – я вызвала Бориса на встречу, попросила его записать дочь на себя, честно объяснила, почему это нужно, пообещала, что никогда не подам на алименты.

Лицо «принца» вытянулось, он жутко испугался, стал мямлить, нести чушь, потом сбежал. Мне стало противно, я позвонила Пете, поехала к нему, рассказала все, кроме того, что я на самом деле не Сталина, а Лена Рыбина. Моего настоящего имени Аристов не знал. Я наврала ему, что просто не понравилась Раисе, потому что поспорила с ней. Он рассердился.

– Почему ты не сказала мне? Зачем решила связаться с идиотом? Запишешь его отцом, а он потом предъявит права на Танюшу. Слава богу, что он испугался. Через пару дней я решу проблему. Ты станешь вдовой. Танюша обретет покойного отца.

Я поразилась.

– Как ты это устроишь?

Он меня обнял.

– Не забивай свою прелестную голову неинтересными проблемами. Важно влезть на вершину, а как ты ползла к ней, должно остаться тайной.

Прошло несколько дней. Петя попросил меня приехать. Я вызвала няню Ангелину, девушку моих лет. Она была совсем бедная, одинокая, работала медсестрой в каком-то убогом месте, получала две копейки. Я для нее стала тем, кем Сталина когда-то для меня: отдавала ей свои вещи, угощала вкусной едой, платила за присмотр за Танюшей, отвела к своему парикмахеру. Лина старалась на меня походить. Со спины ей это удавалось: одинаковые прически, фигуры. Лицо, конечно, было другое.

Мы с Петей все обсудили, я не знала, как его благодарить. У Танюши в метрике появится отец, она станет ребенком, родившимся в законном браке, я – вдовой. Петр Робертович – гениальный человек. Мне так повезло, что он появился в моей жизни.

На радостной волне я вернулась в квартиру, позвала Лину. Никто не ответил. Это меня удивило, я пошла искать няню и девочку. Вошла в детскую…

А там ужасная картина! Лина на диване в крови. Танечка в кроватке стоит молча, похоже, ее напугали до немоты. И запах! У меня обостренное обоняние и прекрасная память на ароматы. В нос шибануло духами польского производства, я забыла, как они назывались: мечта советских женщин! Я их возненавидела после визита Раисы Ивановны. Она ими в тот день облилась. В моем окружении не было никого, кто бы так вонял. Только мать Бориса. Я сразу поняла, что произошло! Сын наябедничал Раисе о моей просьбе записать Танечку на него. Бабушке было наплевать на внучку, ее волновали исключительно деньги. Раиса взбесилась, поехала ко мне, влетела в квартиру…

Бедная Лина! Она была замечательной няней, ответственной, аккуратной. Я спокойно оставляла с ней Танюшу, прекрасно знала: Ангелина никогда не даст девочку в обиду. Но у нее была одна привычка. Придет в квартиру, стукнет дверью о косяк и занимается с ребенком, а у меня замок, который не захлопывался. Если хочешь запереться изнутри, нужно повернуть несколько раз защелку. У самой Лины дома был самый простой замок, он сам закрывался. Няня постоянно забывала, что у меня надо повернуть никелированную защелку. Время было советское, в доме жили приличные люди, о грабителях тогда никто не беспокоился. Но я все равно говорила Лине:

– Помни о замке.

Она обещала быть бдительной, порой ей удавалось запереть дверь как надо. Но иногда память няню подводила. Это стоило ей жизни. Меня в момент преступления в квартире не было, но я уверена, что дело обстояло так.

Лина не закрыла дверь. Раиса подбежала к квартире, дернула за ручку, дверь и распахнулась.

Но про все это я подумала потом, а увидев труп, бросилась звонить Пете, тот велел немедля ехать к нему, взяв все ценное и документы. Я послушалась. При встрече рассказала ему о своих подозрениях, он нахмурился.

– Ты идиоту по имени Борис ключи давала?

Пришлось ответить:

– Да.

– Назад забрала? – не утихал Аристов.

– Нет, – призналась я, – забыла.

– Или говнюк дверь открыл, или нянька ее не заперла, теперь это не имеет значения, – подвел итог Петр Робертович.

Потом он отвез нас с Танюшей в большую квартиру с красивой обстановкой. Там было все для жизни. Посуда, постельное белье, стиральная машина, даже мыло с шампунем. Дом в хорошем районе, неподалеку школа, детский сад. Пять комнат, два балкона, широких, застекленных, просто террасы. Аристов велел мне осмотреться и сказал:

– Оставлю тебя здесь на сутки, потом приду. Еда в холодильнике.

Я вечером легла в кровать и подумала: «Вот бы мне такое жилье. Свое. С одной стороны, я понимаю, что Сталина умерла и не вернется. А с другой – мне было неспокойно. Вдруг пройдет время и Маратова объявится? Нет у меня своего угла, а так хочется его заиметь».