Начальник милиции шел рядом. Молчаливо поглядывал на реку. Торопился. Дышал тяжело. Прошли километра три берегом.

— Давай здесь. В прошлый раз я тут с десяток таких хариусов наловил, что забыть не могу.

— Давайте— равнодушно ответил Беня. Такая рыбалка его никогда не привлекала. Он не понимал ее. Считал, что рыбу можно поесть и в ресторане. А поэтому, совсем не обязательно самому торчать на речке целыми часами.

— Ну что, забросим? — улыбнулся начальник милиции и закинул леску далеко-далеко, потом стал быстро наматывать ее. И вздохнул, увидев пустой крючок. Но продолжал забрасывать леску.

Клещу надоело наблюдать. И он от нечего делать тоже забросил леску. Потянул. И глазам не поверил. На крючке билась, пытаясь сорваться — форель. Он забросил леску еще раз. И снова вытащил крупную форель. А начальнику милиции тем временем не везло.

Восемь рыбин вытащил Беня. Они, нанизанные на ветку, радовали глаз, вызывали зависть у начальника милиции.

— Счастливый ты, — вздыхал он.

— Велико ли это счастье. Подарил бы его незнакомому, — сплюнул Беник.

— А что? Иль плохо жил?

— Да как сказать? Плохого вроде не было.

— Ну вот! Верно никаких забот в жизни не знал? У вас ведь ни родных, ни друзей не бывает. А тут мне, например, за жизнь каждого алкоголика приходится дрожать больше, чем за свою собственную.

— А почему? — удивился Беня.

— Потому что все они работают либо в котельной, либо водовозами. Ан ни без воды, ни без тепла, ни одного дня село жить не сможет. Вот и нянчись с ними. Они знают— заменить их некем. А нормальный человек на эту работу не пойдет.

— Значит, я тоже в ненормальных?

— Ты — хуже! Ты вор! А мы в районе своем в глаза воров не видели. Не приходилось. По газетам, по журналам о них знаем. У нас условия другие. Зарабатывают все хорошо. Всем хватает. Потому воров нет. А за тебя я, честно говоря, побаивался. Думал дашь ты мне рост преступности. Начнешь воровать. Испортишь показатели. А у меня в районе самое серьезное правонарушение это — пьянка. Ну муж жену, будучи под кайфом, поколотит. Или алкоголики меж собой подерутся. Вот и все. А воров не было, — гордо вскинул голову начальник милиция.

— Так у вас воровать нечего, — ошарашил его Беник.

— Что?

— Бояться не стоит. Тут любой вор деквалифицируется. Красть нечего.

— Как так? — изумился начальник.

— Да так! В магазинах ничего стоящего. А тряпки кому нужны? Уважающий себя вор не на это смотрит. Вот в Одессе, к примеру, в магазинах есть все, что душа пожелает. И золото, и камни, и деньги! А здесь? Их выручки за неделю мне не хватило бы и на один вечер в ресторане посидеть.

— Вот это да!

— К тому же, имей я здесь кучу денег — тратить их все равно негде. Ну что? В столовой пять порций икры возьму? Так она копейки стоит. Ни ресторана, ни женщин. А деньги застоя не любят, им нужен оборот. Иначе нет смысла их приобретать.

— Ишь ты! А я-то думал, что ты по сознанию перестал воровать.

— И по сознанию! Кому охота назад в лагерь возвращаться. Там не сладко. За пайку хлеба весь день без отдыха вкалывай.

— Ну, а когда освободишься, что делать станешь?

— Работать, — не сморгнул Беник и нехорошо подумал об

умственных способностях начальника.

— А по какой специальности.

— Я их теперь много имею. А Одесса — город большой. Все пригодятся.

— Да. Вот у меня тоже друг был. С детства вместе росли. Оба без отцов. Мой — в гражданскую погиб, его — на самолете. Пилотом был. А самолеты тогда хлипкие были. Несовершенные. Вот так. Вместе с ним мы ФЗО закончили. Вместе ходили вагоны разгружать. Есть хотелось обоим. Одну и ту же девушку полюбили. Вдвоем. Да только погиб он. В войну погиб. А ты внешне— его копия. Даже своим глазам не поверил, когда впервые тебя увидел. И если бы не хоронил своими руками — в чудо бы уверовал. Что жив мой друг. Потому и позвал тебя с собой. Вернее— не тебя, его тень. Ты уж прости меня. Каждому хочется немного в молодость свою вернуться. Я даже, дурак старый, про себя его именем тебя называл, — вздохнул начальник милиции.

— А как его звали?

— Жора!

— Жорка! А вас?

— Меня — Евгений. Евгений Иванович.

— У меня не было друзей. Кенты — не в счет. Они «по делу». В жизни — не годятся.

— Я сына своего его именем назвал. Тоже Жора. Эх, да только пока он вырастет!

— Но он растет. А у меня ни отца, ни сына, ни друга. Никого. — Евгений Иванович посмотрел на Беника печально.

— Ты — как он! У него, кроме меня, тоже никого не было. И девушка… Моя жена. А он погиб. Жил один. И погиб. Эх-х…

Начальник милиции закинул леску. Беня видел как, отвернувшись, он вытер рукой глаза.

— Иванович! Дай закурить, — попросил Беня.

— Возьми во внутреннем кармане куртки.

Беня курил, смотрел на Евгения Ивановича, ставшего ему понятным и неосознанно приблизившимся от того, недавнего начальника до обычного человека, умевшего помнить друзей и через годы. Знавшего голод.

«А кто меня помнит? Кто? Скальп? Но таких, как я на его счету др черта», — думал Беня.

— А где твой отец? — спросил вдруг начальник.

— Бр осил он нас. Ушел. К другой бабе.

— Не знаю. У нас в Тигиле тоже один завелся. Детей наделал и ходу на материк. Я его разыскал. Привез. Велел детей вырастить сначала. Ведь трое мальчишек. Ну и пригрозил — мол вздумаешь удрать, найду и

посажу. Ну и глаз с него не спускаю. Уже пятый год.

— Счастливые мальчишки, — вздохнул Беня.

— Кой там черт счастье? Не отец, а кобель! Сущее наказание. Всех баб в селе перещупал. Кто его не бил! Зародится же такое дерьмо!

— Я не о нем,

— А-а! Так должен же кто-то детворе помочь.

— Помочь… Мне один раз помогли. Выручили. А потом непомерную плату за это потребовали. Всю жизнь в должниках ходил.

— Это за что? — удивился Евгений Иванович.

— Спас меня один мужик. Украл я в детстве кошель у одного. И поймался. Тот бить стал. А тут мужик подоспел. Вырвал. Выручил. Но вором оказался. Все годы потом я за то спасение платил ему. Так-то. После этого сам старался обходиться. Чтоб без долгов.

Ни Беник, ни Евгений Иванович не заметили, как встало солнце, как прошел день. Как пролетело время. Спохватились, когда стало темнеть. А у ног трепыхались десятка три форелей.

— И ухи не сварили. Голодный ты со мной остался. Вот беда! Как завтра работать будешь.

— Завтра у меня немного работы.

— Знаешь, когда свободная минута будет — забегай. Просто. Договорились?