Вернувшись в Лонгвуд, я встретился с Наполеоном. «По правде говоря, — сказал он, смеясь, — ваш губернатор — настоящая скотина, не обладающая здравым смыслом. Его поведение в течение последних нескольких дней доказало его полную неспособность более чем когда-либо. Он примчался сюда с целой армией своих штабных работников, словно собирался взять город штурмом, схватил Лас-Каза, потащил его прочь из Лонгвуда, втайне держал его в течение нескольких недель, затем предлагал ему вернуться назад в Лонгвуд. Лас-Каз полон решимости покинуть остров. Этот губернатор в самой жестокой форме отказал ему в просьбе попрощаться со мной, хотя в то же время разрешил вернуться в Лонгвуд, пока не получит соответствующего разъяснения из Англии; и, в довершение всего, он разрешил Бертрану и Гурго отправиться в город и часами разговаривать с Лас-Казом. Бертран рассказал мне, что он и Гурго имели любую возможность для свободного общения с Лас-Казом и для передачи ему моих пожеланий, а также для вручения ему писем.

А! — продолжал Наполеон, — если бы все в Англии были такими, как он, то я не был бы здесь. До чего же он скудоумная личность, до чего же он жалок. У него есть некая хитринка в характере, но в нём полностью отсутствуют прямота и постоянство. Вчера он беседовал с Киприани, делая при этом вид, что ему неизвестно, что нам не хватает провизии (хотя его личный советник Рид помогал Киприани покупать хлеб и соль для нас в течение нескольких месяцев), и высказал озабоченность по поводу того, что мы разбивали наше столовое серебро. В самом деле, печально, что великая нация представлена таким человеком».

1 января 1817 года. Виделся с Наполеоном в гостиной комнате. Пожелал ему счастливого Нового года. Он заявил, что надеется на то, что в предстоящем году его можно будет видеть в гораздо лучшей обстановке. Он добавил, смеясь: «Возможно, я буду мёртвым, что будет ещё лучше. Хуже, чем сейчас, представить себе нельзя». Наполеон был в очень хорошем настроении, говорил об охоте на оленя и на дикого кабана. Показал мне шрам от раны на безымянном пальце, которую он получил от дикого кабана во время охоты в сопровождении герцога Далмации. В это время в комнату вошёл граф Монтолон, которому Наполеон что-то прошептал; после этого граф вышел и вскоре вернулся в гостиную комнату со шкатулкой для нюхательного табака, которую он передал императору. Наполеон собственноручно вручил мне шкатулку, сказав при этом: «Это, доктор, для вас подарок, который я вручаю вам за то внимание, которое вы оказывали мне во время моей болезни». Нет необходимости в том, чтобы сказать, что подарок из рук такого человека был получен мною с чувством гордости. Я, насколько мог, попытался выразить чувства благодарности и признательности, которые, овладели всем моим существом.

Наполеон также преподнёс графиням Бертран и Монтолон элегантные подарки, представлявшие собой совершенно уникальные фарфоровые изделия, перевязанные красивым крепом, в своё время подаренные ему городом Парижем. Граф Бертран получил в подарок набор шахматных фигур, а граф Монтолон — серебряный дорожный саквояж. Все дети также получили от Наполеона элегантные подарки.

Погода была настолько плохой и такой туманной, что нельзя было разглядеть знаков с сигнального устройства в Дедвуде.

3 января. Всю ночь Наполеон чувствовал себя больным; но затем ему стало лучше, и к нему вернулось хорошее настроение.

5 января. Сэр Хадсон Лоу в Лонгвуде. Имел с ним продолжительный разговор относительно правил ограничений. Его превосходительство заявил, что он не возражает против того, чтобы разрешить генералу Бонапарту совершать прогулки верхом слева от коттеджа «Ворота Хата» в направлении к дому мисс Мейсон, но ему не хотелось бы давать такое же разрешение членам свиты Наполеона. Я возразил губернатору, сказав, что было бы трудно осуществить подобное разграничение, поскольку Наполеон никогда не совершает верховых прогулок без сопровождения двух или трёх членов своей свиты. Сэр Хадсон Лоу пояснил, что он не возражает против того, чтобы свита Наполеона ездила в указанном направлении, но только тогда, когда сопровождает его, но он не даст разрешения членам свиты Наполеона ездить в тех местах без него.

Затем губернатор попросил меня сообщить генералу Бонапарту, что он может ездить в указанном направлении, когда бы он этого ни захотел. При этом во время его верховых прогулок никаких препятствий ему чиниться не будет. Я заметил, что было бы неплохо, если бы он ознакомил графа Бертрана с этими новыми правилами, а также поставил бы в известность об этих правилах и часового у коттеджа «Ворота Хата», поскольку в противном случае часовой остановит его, если он попытается воспользоваться разрешением его превосходительства. Сэр Хадсон Лоу ответил, что у часового нет указаний останавливать его. Я напомнил губернатору, что часовые несколько раз останавливали генералов Монтолона и Гурго, когда они подъезжали к дому сбора по тревоге 53-го пехотного полка, хотя это место находится в пределах разрешённой для французов зоны передвижения. Губернатор ответил мне, что это, должно быть, была ошибка, так как часовые не имели приказа останавливать их. Я же сказал, что я сам был дважды остановлен часовыми в этом месте.

«Как это могло быть, — удивился сэр Хадсон, — ведь часовые имели указание останавливать только французов?» Я ответил, что, как заявил часовой, он имел приказ останавливать всех подозрительных людей, и что, подумав, что я один из таких людей, он решил остановить меня, за что я не мог винить его. Его превосходительство рассмеялся, выслушав мой рассказ, и заявил, что он не расширит зону передвижения для французов, поскольку её границы зафиксированы, но что он даст разрешение генералу Бонапарту расширить пределы его верховых прогулок в различных направлениях. Губернатор поручил мне сообщить Наполеону, «что он может разъезжать в пределах старых границ зоны безо всякого сопровождения и при этом ему не будут чиниться какие-либо препятствия».

Вскоре после этого я встретился с Наполеоном, которому передал устное послание его превосходительства. Наполеон спросил меня, размещены ли пикеты на холмах, как это было раньше, когда он обычно ездил в том направлении. Я ответил, что я не замечал их. Наполеон взял свою подзорную трубу и в течение минуты осматривал указанное место.

Во время моей беседы с Наполеоном слуга доложил о приходе генерала Гурго. Войдя в комнату, он доложил Наполеону информацию, которая весьма противоречила содержанию устного послания губернатора. Как выяснилось, совершая верховую прогулку, не выезжая за границы отведённой для французов зоны передвижения, около пяти часов дня он был остановлен часовым у коттеджа «Ворота Хата» и задержан до тех пор, пока его не освободил сержант, командовавший постом охраны. Генерал Гурго добавил, что почти всякий раз, когда он отправлялся на прогулку, с ним случалась подобная же история. И каждый раз часовые старались снять с себя всю ответственность.

6 января. Сообщил сэру Хадсону Лоу о случившемся с генералом Гурго и передал ему письмо от капитана Попплтона по этому вопросу. Его превосходительство отрицал, что часовые когда-либо получали новые указания.

При расследовании инцидента у коттеджа «Ворота Хата» сержант, командовавший постом охраны, показал клочок бумаги, на котором были написаны указания часовым, а именно: «никому из французов, даже самому Бонапарту, не разрешается проходить мимо этого поста без сопровождения британского офицера». Сержант также сообщил, что в самом деле было довольно печально, что сам сэр Хадсон Лоу часто отдавал устные приказы не только сержантам сторожевого поста, но иногда и самим часовым. Подчас эти приказы записывались, но иногда и нет.