Точно так же мы можем расширить наш сенсорный диапазон. Человеческий глаз не чувствителен к цветам, расположенным за фиолетовым цветом, но теоретического предела не существует. Пчелы, например, видят мир в ультрафиолетовом диапазоне. Мы можем использовать фотографию для имитации мира, но отображаемые при этом цвета – очень приблизительное представление о том, что видит пчела. Летучие мыши и дельфины способны слышать звуки, неразличимые для нашего слуха. Ничто не мешает нам когда-нибудь подключить электронные сенсоры, охватывающие огромную часть Вселенной, которая сейчас остается недоступной для наших чувств. Мы можем наполнить себя новыми ощущениями, к примеру, подключив компас прямо к мозгу и чувствуя север так же, как сейчас мы чувствуем холод. Для этого понадобится примерно такой же механизм, как тот, который я описал в игре с температурой на кончиках пальцев. Единственное отличие – в технологии.

Для такой процедуры обучения необходимо умение представлять последствия каждой нейронной инструкции. Расширяя диапазон представлений о вещах, мы также увеличиваем количество вещей, которыми мы способны управлять. Это относится не только к внешним устройствам, но и к внутреннему миру, к нашему собственному телу.

Управление температурой на кончиках пальцев с помощью силы воли – тривиальный пример этого принципа, но он задает необычный прецедент. Можем ли мы научить мозг управлять элементами нашего организма, которые сейчас кажутся совершенно отдельными от сознания? Что, если мы начнем визуально представлять состояние нашей иммунной системы? Что, если у нас появятся зримые образы эйфории, счастья или любви?

Осмелюсь предсказать, что мы сможем улучшить наше здоровье, когда научимся визуализировать аспекты нашей физиологии, которые сейчас остаются невидимыми. Это уже происходит в некоторых конкретных областях. К примеру, появилась возможность визуализировать схему мозговой активности, которая соответствует хронической боли, и, опираясь на эту визуализацию, контролировать и снижать болевые ощущения. В дальнейшем мы сумеем настраивать нашу защитную систему на борьбу с болезнями, которые раньше считались неизлечимыми. Если сосредоточить исследования на этой плодородной территории, то, что сегодня кажется чудесным исцелением, в будущем станет обычной практикой.

Миф о врожденном таланте основан на редких случаях и исключениях, на историях и фотографиях, где скороспелые гении с невинными юными лицами стоят плечом к плечу со знаменитым представителям мировой элиты. Психологи Уильям Чейз и Герберт Саймон опровергли этот миф, исследовав историю великих шахматных гениев. Никто из них не достиг выдающегося мастерства, пока не потратил минимум десять тысяч часов на подготовку. То, что считалось ранней гениальностью, на самом деле базировалось на интенсивной и специализированной тренировке с очень юного возраста.

Прочный круг устроен примерно так: родители маленького Икса убеждают себя в том, что их отпрыск – скрипичный виртуоз. Они вселяют в ребенка уверенность и мотивацию, поэтому Икс делает большие успехи, и его начинают считать молодым талантом. Вести себя с человеком так, словно он талантлив, – эффективный способ сделать его таковым. Похоже, что это самосбывающееся пророчество. Но оно гораздо тоньше, чем простой философский аргумент вроде «Я мыслю, следовательно, я существую». Пророчество приводит в действие ряд процессов, поддерживающих наиболее трудный аспект обучения: способность прикладывать монотонные усилия, необходимые для осознанной практики.

Этому противоречат наиболее яркие исключения. К примеру, Месси был неоспоримым футбольным гением уже в очень юном возрасте. Как совместить подробный экспертный анализ развития с тем, что подсказывает наша интуиция?

Во-первых, прилежная тренировка не отменяет наличие определенных врожденных качеств[80]. Заблуждение начинается с уверенности, что в восемь лет Месси еще не был футбольным мастером. Но его футбольный опыт в этом возрасте был богаче, чем у большинства людей на планете. Второе соображение заключается в том, что есть сотни, если не тысячи детей, которые умеют проделывать необыкновенные трюки с футбольным мячом. Но лишь один из них вырастет и станет Лео Месси. Ошибочно полагать, что мы можем предсказать, какие дети будут гениями в будущем. Психолог Андерс Эриксон, наблюдавший за обучением виртуозов в разных дисциплинах, доказал: практически невозможно предвидеть индивидуальные достижения на основе мастерства, проявленного на раннем этапе. Это последний удар по нашим общепринятым представлениям о «взращивании талантов».

Специалист и новичок пользуются совершенно разными способами решения проблем и разными нейронными контурами мозга. Обучение мастерству состоит не в поэтапном улучшении первоначального механизма решения задач. Это происходит гораздо более радикальным образом – путем полной замены существующих механизмов и привычек. Эта идея впервые была угадана в знаменитом исследовании профессиональных шахматистов, проведенном Чейзом и Саймоном.

Время от времени некоторые великие шахматисты прибегают к цирковому трюку: они играют с закрытыми глазами. Мигель Найдорф устроил сеанс одновременной игры на сорока пяти досках с повязкой на глазах. Он выиграл тридцать девять партий, четыре свел вничью и проиграл еще две, побив мировой рекорд для одновременных игр.

В 1939 году Найдорф приехал в Аргентину для участия в шахматной олимпиаде как представитель Польши. Найдорф был евреем, и, когда во время олимпиады началась Вторая мировая война, он решил не возвращаться в Европу. Его жена, ребенок, родители и четверо братьев погибли в концлагере. В 1972 году Найдорф объяснил личные причины своего необычного решения сыграть на 45 досках. «Я сделал это не ради забавы. Я надеялся, что новости об этой игре достигнут Германии, Польши и России и кто-то из моих родственников прочтет их и свяжется со мной». Увы, этого не произошло. В конце концов, величайший из человеческих подвигов – это борьба с одиночеством[81].

В игре на 45 шахматных досках участвовали 1440 фигур, в том числе 90 королей и 720 пешек. Найдорф одновременно командовал 45 армиями и сражался с завязанными глазами. Разумеется, он должен был обладать необыкновенной памятью и уникальным складом личности. Или нет?

Посмотрев на диаграмму шахматной партии в течение нескольких секунд, гроссмейстер может в точности воспроизвести ее. Без всяких усилий, как будто его руки двигаются сами по себе, гроссмейстер ставит фигуры именно туда, где им полагается быть. Но когда человек, незнакомый с шахматами, сталкивается с подобной задачей, он едва может припомнить расположение четырех или пяти фигур. Возникает впечатление, что шахматные мастера обладают лучшей памятью, но это не так.