Вдруг, откуда-то издалека послышался знакомый голос, и появилась груженая сеном телега, запряженная серым мулом с белым пятном на морде, и хоть животное никоим образом не отличалось от своих многочисленных собратьев, приор тут же догадался, что это именно та «подлая скотина» по имени Мушлук. Незнакомый мужчина, лет шестидесяти, вел «упрямое отродие» под уздцы, а его помощник, толстяк в облинявшем плаще, в котором прелат узнал Дордо, держался сзади, ближе к хвосту, придерживая высокую, в два туаза, кучу высушенных стеблей. Поравнявшись с аркой, где находились таинственные наблюдатели, как раз в момент, когда телега с поклажей закрыла им обзор, Мушлук остановился. И как уверял хитрец Дордо, мог простоять хоть до утра, если конечно к этому приложить немного старания. Как только отборная брань и проклятия, сыпавшиеся на голову бедного животного, наводнили улицу, приор, как было условлено, бросился к дому лекаря.

План хитреца Дордо сработал, вследствие чего Буаробер, отгороженный копной сена от соглядатаев, а значит незамеченный ими, достиг заветного крыльца. Ему не пришлось барабанить молотком в дверь, так как, поднявшись по ступеням, словно по волшебству, одна из створок распахнулась и, буквально на пороге, он столкнулся с долговязым мужчиной, покидавшим жилище аптекаря. Незнакомец окинул приора недружелюбным взглядом и, вымолвив, что-то невнятное, быть может, даже на незнакомом наречии, запахнув плащ, исчез в уличной тьме.

Лекарь встретил вечернего гостя задумчиво, размышляя очевидно над прочитанным письмом, по всей вероятности доставленным долговязым. Узрев приор, он поспешно спрятал, в карман, исписанный лист бумаги, поприветствовав нежданного гостя. Улыбнувшись капризу судьбы, валлон беззвучно прошептал: «Что ж господин Буаробер, видать само провидение вас привело сюда»

Оказавшись в прихожей дома, Буаробер с призрением, с порога, прошипел:

– Я пришел, что бы засвидетельствовать свое почтение, господин Альдервейден, и бросить вам в лицо обвинения, которые жгут мне уста!

Ударение пало на имя, скрытое от приора, как будто в нем таилась угроза и претензия, которую гостю не терпелось швырнуть в лицо обманщику. Лекарь в растерянности отвел взгляд, его глаза забегали, плечи опустились, предав нелепости и без того нескладной фигуре. Он забормотал, что-то невнятное, из чего прелат смог лишь разобрать – «неверно истолковано… милостиво прошу понять… вздорная история… »

Без сомнения валлон стушевался, но уже через мгновение, овладев собой, доброжелательно произнес:

– Любезный господин Буаробер, я понимаю, более того разделяю ваше негодование, но прошу понять меня верно. В нашем мире есть множество обстоятельств, которые способны вынудить человека скрываться под чужим именем. В моем случае это касается лишь меня и не несет никоим образом опасности для моих знакомых, к тому же, по большому счету, в этом нет ничего предосудительного.

– В таком случае, потрудитесь назвать эту причину, господин Альдервейден.

Аптекарь замялся.

– Послушайте, не пристало радушному хозяину держать гостя в дверях, давайте пройдем в комнату и я вам все объясню.

Расположившись в укромном месте, возле окна, в углу комнаты, лекарь поспешил закрыть ширмой человека лежавшего на узкой, старомодной кровати.

– Прошу великодушно простить, господин Буаробер, этот господин почтил сей дом честью, вверив в мои руки свою жизнь, и доверив опеку над ним. Он болен, к тому же спит, поэтому не станет нам мешать.

– Но разговор…

– Не извольте беспокоиться, этот месье принимает снадобья, которые не только способствуют скорейшему выздоровлению, но ещё и несказанно нагоняют сон. Поэтому я полагаю нам нечего опасаться.

– Что ж, я всецело доверяю вам в подобных делах. Но настаиваю на разъяснениях, поэтому повторяю свой вопрос. Извольте назвать причину, по которой вы обманывали меня, скрывая свое имя?

– Причина очень проста. За мной охотятся люди, встреча с которыми не только опасна, но и возможно…

– Черный граф!

Прервал хозяина Буаробер. Аптекарь вздрогнул, и побледнел. В его глазах появился ужас. Он, не на шутку встревожившись, поднялся и заглянул за ширму, где опочивал больной. Бакстон лежал с закрытыми глазами. Его дыхание было ровным и спокойным, из чего Альдервейден заключил, что он спит.

– Откуда вам это известно?

– Вы получили письмо весьма недвусмысленного содержания, и подписано оно было двумя литерами «С» и «N».

– Ну, знаете ли, это еще ничего не доказывает. У меня есть коллега, англичанин, его имя… Чарльз Ноланн, быть может…

– Не может!

На этот раз бесцеремонность, с которой приор пресек разглагольствования лекаря, убедила последнего в бессмысленности препирательств, что поспешил доказать гость, продолживший разоблачение.

– Под литерами стоит знак Черного графа, в виде четырех мечей образующих крест. И вам это известно не хуже меня, любезный метр Себастьян.

– Знак из четырех мечей…

Чуть слышно повторил аптекарь.

– Я так же настаиваю, что бы вы поведали, отчего вы прячете дочь этого призрака и, что все это означает!?

– Господин Буаробер, в том, что вы знаете обо всем, о чем сейчас говорите, есть один, весьма положительный момент.

Они переглянулись.

– Если уж провидению было угодно раскрыть кому-либо, мою тайну, то вы тот, кого бы я избрал сам, будь на то моя воля. Но эта тайна, с сего момента, становится смертельно опасной не только для меня, но и для вас любезнейший приор.

Аптекарь испытующе поглядел на гостя, и скорее предостерегая, чем угрожая, задал вопрос:

– Вы не пожалеете об этом?

Быть может если бы Буароберу, этот самый вопрос задали при иных обстоятельствах, когда есть возможность всё обдумать и взвесить, трудно было бы ручаться, что последовал бы именно такой ответ. Но в данный момент, когда приор задал подобный тон, отступать было неловко.

– Я слушаю вас.

Твердо вымолвил гость, стараясь выглядеть как можно увереннее. Лекарь то ли дружелюбно, то ли сочувственно поглядев на него, закивал головой.

– Что ж, эта история сколь давняя, столь поучительная. Именно по этим причинам она весьма широко известна множеству людей, которые на самом деле и не подозревают, что произошло в те далекие времена. К последним, к слову, отношусь и я, ваш покорный слуга. И хотя изъяснения в подобном ключе могут быть весьма докучливы, всё же я построю свой рассказ неторопливо и обстоятельно, насколько позволит ваша снисходительность.

Буаробер проникновенно, стараясь не пропустить не единого слова, вслушивался в тихий голос рассказчика.

– Итак, речь пойдет об ордене Тамплиеров, который столь стремительно и высоко вознесся в своих устремлениях, что падение его, по законам бытия, было неотвратимо и не менее величественно, чем взлет.