– Внимание всем! – обратился к ним Вайс. – Мы русские. Присланы сюда для вашего освобождения. Прошу всех соблюдать порядок, дисциплину и выполнять все наши требования…

– Молодой человек!

Вперед выступил мужчина в одежде на пару размеров больше, висевшей на нем, как на вешалке. Дряблая кожа на его лице тоже обвисала, будто была на скорую руку приделана к первому попавшемуся слишком субтильному манекену. Даже тем, кто его хорошо знал, было бы трудно узнать в этом исхудавшем человеке с землистым лицом самого посла Федора Протасьевича Порезова. Лишь прилипшая навсегда маска высокомерия привыкшего повелевать человека выдавала в нем чиновника властных кабинетов.

– Слушаю вас, – сказал Вайс, не скрывая своего нетерпения. – Только короче. У нас совсем мало времени.

– Как вас зовут, простите?

– Это не важно. Говорите по существу или станьте обратно в строй.

– Вы не знаете, с кем вы разговариваете, любезный. Вы бросьте этот тон, иначе у вас будут неприятности. Я полномочный посол Российской Федерации, и мне нужно срочно связаться с МИД…

– Молчать!!! – рявкнул не своим страшным голосом обычно сдержанный Дюк. – Стань, где стоял, и прикуси язык, если не хочешь снова встретиться с теми, кто тебя посадил в этот подвал. Я думаю, они с большой охотой поджарили бы тебе пятки.

– Я… я…

Федор Протасьевич попытался облечь свое возмущение в какую-то убийственную форму, чтобы поставить на место этого грязного небритого выскочку, но Дюк так зыркнул на него недобрым взглядом, что Порезов закашлялся, словно поперхнувшись своими собственными словами.

Через пять минут из ворот дома вышла вереница разномастно одетых испуганных людей с печатью обреченности на лицах, сопровождаемая вооруженными десантниками, словно отара овец сворой собак. Женщинам и Порезову дали стимулирующие таблетки, а мужчин стимулировали безапелляционными командами. Каждый мужчина в меру своих сил был нагружен полезными вещами – взятыми в доме оружием и боеприпасами. Впереди шли Вайс с навигатором и Пистон, прокладывавший дорогу мачете. За ними гуськом тянулись женщины и Федор Протасьевич, а замыкали колонну более крепкие мужчины в основном из геологической партии. Остальные пятеро десантников шли позади, готовя разнообразные сюрпризы для прогнозируемого преследования.

Дом опустел, и никто так и не заметил притаившегося во влажной духоте прачечной маленького человека в мокрой от пота гимнастерке, из воротника которой торчала по-детски тонкая шея. Этот новобранец, поставленный ответственным за стирку, не сразу понял, что происходит. Но, увидев тела своих товарищей, лежавшие в патио, парень забился под гладильную машину, где и переждал проведенную на скорую руку зачистку усадьбы. Теперь этот испуганный до смерти мальчишка, провожая взглядом вереницу уходивших в сельву пленников и их спасителей, горько плакал, жалея себя и благодаря Бога за чудесное спасение.

Когда дом опустел, он осторожно выбрался из своего укрытия, пересек патио, на пыльной поверхности которого были видны темные пятна загустевшей крови, и зашел в караулку, где над двумя мертвыми телами в военной форме роилось облако вездесущих мух. Осторожно переступая босыми ногами между черными жирными лужицами на полу, он подошел к телефону и, подняв двумя пальцами трубку, приложил ее к уху. Трубка молчала. Одного взгляда на разбитую рацию было достаточно, чтобы понять, что она не работает. Тогда парнишка все так же осторожно вышел из караулки, выглянул из ворот, испуганно озираясь, и припустил по пыльной дороге в сторону гарнизона, мелькая босыми пятками.

Серов выбрался из болота и скрылся в лесу как раз в тот момент, когда за спиной послышался свист, и первые взрывы мин накрыли многострадальное болото. «Соображалка все-таки работает. Да только поздно спохватились. Вот он я, здесь!» – подумал Алексей, падая на относительно сухую кочку, торчащую из воды. Его грудь судорожно расширялась и сокращалась, прокачивая через заболевшее от натуги горло казавшийся пустым воздух. Возможно, болотный газ, выделявшийся из гниющей жирной жижи под ногами, затруднял дыхание, вызывая кислородное голодание. Поэтому Алексей решил не залеживаться на земле, где концентрация газа должна быть выше, а скорее выбираться на сухие свободные пространства, продуваемые ветром. Но глядя на мрачную густую чащу, сквозь которую не мог пробиться ни один самый тоненький лучик солнца, с трудом можно было поверить, что в этом мире еще существуют солнце и ветер.

Его беспокоила судьба Джэка, который уже полчаса не выходил на связь. Также он ничего не знал о судьбе группы захвата, направленной для вызволения заложников. Из последнего услышанного радиообмена он понял, что они захватили фургон, а дальше сигнал пропал. Возможно, его рация вышла из строя, или села батарея, или они уже находились далеко за пределами действия рации. Но все же настроение у Серова бодрое и даже радостное. Ему удалось выполнить главную задачу, а выживание на вражеской территории он считал делом техники. За ребят он тоже не переживал. Его беспокоил только Джэк, судя по всему, упавший вместе с вертолетом где-то в сельве.

Сориентировавшись на местности, Серов рассчитал возможную траекторию ухода Джэка после атаки аэродрома и решил пройти по этому маршруту – а вдруг повезет, и ему удастся найти его живым и здоровым. Он углубился в лес, время от времени вызывая то Джэка, то Вайса и компанию. Стрельба в гарнизоне стала стихать, видно, там поняли, что это не имеет смысла. Теперь оставалось молиться за то, чтобы заложники смогли уйти как можно дальше, пока Дуглас не хватится пропажи. Алексей почему-то был уверен, что этот рыжий изувер обязательно кинется в погоню, чтобы хоть как-то отомстить тем, кто нарушил все его планы, отнял последние надежды и скорее всего само право на жизнь в этой стране.

Обойдя болото, Алексей через час вышел наконец на сухой пригорок, с которого можно было видеть дым, встававший над летным полем. Осмотрев окрестности и особенно направление на поместье, куда должен был лететь Джэк после разгрома летного поля, он не обнаружил больше никаких признаков пожара. Значит, вертолет не взорвался, иначе хоть какой-то дымок все же должен был быть виден в такой ясный день. Это хорошо в первую очередь потому, что дым мог указать преследователям место падения, а значит, вывести и на след летчика, если он, конечно, остался жив. Серов отогнал последнюю мысль, как вредное суеверие. Джэк очень крепкий профессионал – быстрая реакция и отличная физическая форма, а также опыт поведения в сверхэкстремальных ситуациях – это его гарантийный полис на выживание. Серов остался один, задание выполнено, и ничто не мешало ему идти на поиски товарища, попавшего в беду. Автономности ему хватило бы на несколько дней, за это время он вполне мог добраться до усадьбы Пилар де Консепсьон или найти способ связаться с ней. Увы, спутниковый телефон утонул в болоте, а небольшой навигатор, лежавший у него в рюкзаке, не имел функций для связи по телефону. Но Алексей мог воспользоваться экстренным каналом связи с центром.

«В общем, все не так плохо», – убеждал он себя, отметая как несостоятельные всевозможные предположения, противоречащие этому постулату. «Все даже отлично!» – повторял он про себя снова и снова, выписывая очередное коленце своего зигзагообразного маршрута, имевшего целью «прочесывание» полосы леса шириной в километр-полтора, где предположительно мог приземлиться Джэк. Часа за два до заката он наконец нашел что-то. В одном месте он учуял запах керосина – именно керосина, а не бензина, которому, впрочем, тоже неоткуда взяться в этом месте, совершенно непригодном для езды на любом транспорте. Запах был очень насыщенным, что говорило о близости его источника. Серов предположил, что, падая, вертолет терял топливо, которое, распыляясь над лесом, оседало облаком капель, не оставляя видимых следов, а лишь стойкий запах. Наконец он увидел на земле свежесломанные ветки, потом несколько поваленных небольших деревьев, среди которых лежали обломки вертолета.